Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991 - страница 16

Осенью 1919 года отец послал меня записаться в школу. Я пошла с подружками, своими ровесницами. Записалась, как все, в первый класс. Пришла домой, отец спросил, в какой класс записалась. Я ответила, что в первый! Отец говорит: что же ты там делать будешь, ты уже умеешь читать? Посылает меня обратно, я не пошла. Отец сам пошел в школу и записал меня во второй класс. В первый день пришлось меня провожать в школу, так как я уже оторвалась от своих подружек.

Посадили меня на первую парту у окна. Соседка – Леля Курочкина. Она жила далеко от нас, и я ее не знала. Учительница – Наталья Петровна, молодая женщина, мне она понравилась. Часто утром она прибегала из Касимова, вероятно, она там жила. Конечно, ежедневно она не могла приходить оттуда, наверное, она жила где-то в Погосте.

Нам выдали книги – по чтению «Ясное утро», по грамматике, задачник по арифметике, по которому еще отец учился. «Ясное утро» я, конечно, прочитала сразу. Мне все там нравилось. И когда в классе учительница проводила урок чтения, я с удовольствием читала вслух.

В начале учебного года случилось неприятное дело. К нам с Лелей положили на парту настенные часы, которые перестали ходить. Мы с Лелей не обращали на них никакого внимания, но на следующий день выяснилось, что из часов пропали какие-то детали. Наталья Петровна на первом уроке обвинила меня и мою соседку. Я еле досидела до конца урока и побежала домой. Прибежала с ревом и сказала маме, что в школу я больше не пойду. Мама заставила меня рассказать, что случилось, и сейчас же пошла в школу. Представляю, как она разговаривала с учительницей. На следующий день меня пришлось провожать в школу. Учительница объявила в классе, что я ни в чем не виновата, что виноваты в этом мальчишки, фамилий их не помню.

В школе я сразу записалась в библиотеку и брала домой читать книжечки – детские, про зверей, про птичек и прочих животных. Скоро я перечитала все, что там было, и стала искать дома, что бы почитать. Дома отец и мать приносили чтиво с чердака. Дед был неграмотный, но книги любил и, когда зимой работал в Москве, привозил оттуда для бабушки евангелия, а для отца светские книги и заставлял его читать вслух. Я читала все подряд – евангелия, жития святых, брошюрки о Киевской Руси, сказки братьев Гримм (в хорошем издании, с цветными иллюстрациями). Попадались книги и более серьезные, для взрослых. Эти книги читали мать и отец, мне не давали. Помню одну книгу, маленького формата, называлась она, кажется, «Бабы». Я начала ее читать, но мама отобрала ее у меня и читала отцу вслух. Когда она ее оставляла, я брала ее и каждый раз начинала сначала. Так повторилось несколько раз, и однажды я заплакала, когда мама взяла ее у меня. Мама удивилась, чего я плачу. Я сказала, что так я никогда не прочту книгу до конца, потому что я каждый раз начинаю сначала. Мама рассмеялась и научила меня, что книгу надо закладывать чем-нибудь, где остановилась читать. До этого я читала детские книги с начала и до конца, никогда не останавливаясь посредине. После объяснения мамы я уже сумела прочитать этих злосчастных «Баб» до конца.

Зимой 1919–1920 года ходил тиф. Болели семьями. У нас не помню кто болел, но кто-то болел. Было холодно, хлеба недоставало. Мясо было редко, если только кто-нибудь резал скотину по случаю какого-нибудь ранения. Тогда мясо продавали, и если удавалось купить, значит, в доме был мясной обед. А так – картошка и молоко. Не было совсем мыла и соли. Мама из золы варила щелок, мыла им наши головы и стирала в нем. Без соли было очень плохо, особенно страдал отец, он не мог есть несоленые щи и картошку. Мы, дети, ели без соли. Однажды отец принес конину: у кого-то лошадь сломала что-то, и ее прирезали. Мама сделала из нее котлеты, и мы, отец и дети, с удовольствием поели. А мама не могла есть, она вообще была очень брезглива.