Дневник Ихтика - страница 23

Сидели с ней напротив друг друга, изображали мимикой любое телодвижение, как мартышки: я её, а она меня, кто как что делает или говорит. Крутили глазами, строили самые немыслимые гримасы, не могли остановиться от смеха, показывая друг на друга пальцем. Потом всяких эстрадных певцов изображали.

Когда просто хочется поговорить или после каких-нибудь судьбоносных событий или дней, я захожу поболтать к сестре в её комнату, а она уже собирается спать. Начинаю, например, советоваться с ней, как поступить и почему-то от этого те вещи, о которых мы говорим, становятся мне менее безразличны. Потом я, хвастаясь или радуясь какому-нибудь из своих бывших, настоящих или будущих успехов, начинаю кривляться перед ней, вытанцовывая всякие придурошные движения, традиция чего идёт уже с детства. Она привыкшая к этому и поэтому просит меня очистить помещение, ибо ей нужно завтра рано вставать с утра.

Скажите мне, почему я так не люблю этих пожилых женщин, которые только и мыслят, что о каких-то тряпках, шмотках и всю жизнь свою сознательную обсуждают жизни, как им кажется, несознательных людей. Причём эти несознательные граждане порой даже являются их сыновьями или ещё что-нибудь в этом роде. Да, да, такие люди всегда суют нос. Вы скажете: "Так не обращай на них внимания!" Но как же не обращать-то, когда их так много везде, их очень много, а "нас" считанное число. Это я-то буду нестандартно жить, когда вырасту?! Бросьте, я буду такой же как и все, может быть чуточку умнее остальных. Умнее не в смысле больше буду знать, наука, учёный, а с философской точки зрения, больше буду понимать в этой жизни. Честно говоря, хочется встретить, хочу такого человека, который бы меня понимал, был, если хотите, похож на меня. Но мне с ним не долго придётся быть, по ходу, в силу того, что мы с ним и будем так похожи, я имею ввиду половинку свою.

суббота, 4 декабря 1999 г.

Я выявил ещё одну методу, довольно действенную, по крайней мере для меня. Суть её состоит в том, что надо всё время быть как можно более спокойным. А для этого нужно отучиться от целого ряда комплексов, плохих привычек, пороков и других неприятных вещей. Всегда нужно говорить себе: "Успокойся, не стоит это того, чтобы так беситься". Кроме того, при спокойном состоянии производительность труда заметно возрастает, лень уже не так одолевает и её становится очень легко победить. Только вот не пойму, чего больше стало преобладать – чувств или разумных логичностей. Ну, как бы там ни было, преимущества новоизобретённой мной для меня стратегии налицо. Да и отношения с людьми как-то наладились. Они бы стали ещё лучше, если бы я бросил свои привычки дурацкие, хотя бы одну – критиковать кого не лень…

четверг, 30 декабря 1999 г.

Не пойму почему, но уже сколько месяцев – я самый натуральный меланхолик.

Не знаю, все как будто чужие мне – все, даже друзья, мне завидуют и только и ждут, чтобы я обломался.

суббота, 8 января 2000 г.

Вот читал Шукшина "Любавины" и нашёл там кое-чего про себя:

"Началась другая жизнь. Он только похудел и в глазах погас неприятный блеск раннего самодовольства. Глаза стали задумчивыми. С новыми людьми сходился трудно, больше молчал. Был справедлив, даже резок. Он ожидал, что теперь начнутся невероятные трудности, которые он будет стойко переносить. Никаких особенных трудностей не было. Прошло не так уж много времени. Он не без удивления замечал, что к нему с уважением относятся самые разные люди. Это насторожило. Он знал за собой одно такое качество: мог легко понравиться, когда хотел этого. Он раньше знал точно: когда после его ухода говорят "хороший парень", а когда не говорят. Причём, когда говорили "хороший парень", это не радовало. Значит, дальше надо напрягаться и поддерживать в людях это мнение о себе. А поддерживать в основном приходилось болтовнёй и притворством. Он притворялся, что ему хорошо в обществе тех или иных людей, смеялся, когда не хотелось, внимательно слушал, когда заранее было известно, чем кончится рассказ. Причём делалось это зачастую без всякой цели – просто трусил быть самим собой. Скажи какому-нибудь, что его скучно слушать, – обидится. Помолчи с какой-нибудь вечер, другой, скажет: дурак. И приходилось изощряться. Впрочем, и искусство-то не ахти какое, но утомительное. Начав другую жизнь, он первым делом решил быть самим собой, во что бы то ни стало, в любых обстоятельствах. И стал. И заметил, что люди за что-то начинают уважать его. Он перебрал в памяти всё, что он делал и говорил, и не нашёл, чтобы он в последнее время угождал кому-нибудь, поддакивал, говорил, когда не хотелось, или молчал, когда хотелось говорить. Это открытие радовало – так было легче жить".