Сегодня вечером нужно снять ловец снов, кажется, он ворует мои сны. Уже вторую неделю я будто выхожу из черной проруби, в которой раньше находили себя яркие сновидения. Даже если сны прошлых месяцев каким-то образом оказались запутаны в паутине из зеленых ниток и разноцветных бусин, пусть остаются там, вряд ли они сумеют нашептать что-то особенное.
Капли пота, падающие со лба швеи-трудяги, никогда не замарают моих белых манжетов. Мазки смешанной палитры красок проявляются постепенно на стенах аудитории и слышатся отзвуки лекций, которые больше никогда не прозвучат. Порой можно подумать, что я обречён вечно блуждать по страницам закрытой книги в поисках единожды проявленной жизни, податливой страсти, распушившей хвост, что взмахнув им, навсегда оставила свой магический след в моей памяти. (Вот бы ещё раз испытать что-то подобное)
Занимательно, что, если положить растение перпендикулярно, на бок, сделав варварскую дырку в мешковине, растение не заметит никакой разницы. Несколько дней оно будет искать источник света, и определив его, распахнёт свои широкие листья, давая волю насытиться сочным, наливающимся молочной жизнью, бутонам. Капельки на трихомах, или «каплены», отдают чем-то сладким, свежим и сахарным, сквозь ручной микроскоп они очень походят на снег. В этом году уже было несколько таких волшебных дней, когда мерцание улиц затмевает любую шумящую мысль в голове.
Хлопчатник распускает свою шевелюру на несколько сантиметров в стороны и, глядя на эту дивную красоту, которую не прочувствовать руками, хочется верить в существование незримой связи между молчаливыми растениями и излишне суетливыми людьми.
После массовой чистки населения во мне не будет никакой надобности, а оттого и не слишком обидно за всякие вирусы свиного гриппа и прочие прелести дисперсного существования. Что мне с того, искать жёлуди я буду здесь или лежа в могиле?
На закромках близ бывшей Волжской Булгарии, на сеновале мы кушали хлеб с вишневым вареньем, и было так вкусно, как никогда.
115 лет с момента написания нынешнего хода событий, куда двигаться дальше – сейчас неизвестно, пояс моих астероидов был расстрелян за близость к среднему роду, за хозяйство в несколько голов скота и за наличие властного языка со срамным чувством справедливости.
Подходящий совет: крепко закрепить весло к плоту.
С наступлением нового рассвета, ветхую древесину унесёт течением далеко за версту; мигающие огни далекого неизведанного окажутся вымыслом, ни одной зацепки для глаз на всей панораме случившихся событий. Вокруг только море и пустота. Я медленно привязываю весло к плоту, завтра оно даст мне ориентир куда двигаться дальше. Большая медведица – самый пунктуальный зверь, вот уже 6-ые сутки ровно в полночь она озаряет собой невероятной красоты небо и помогает мне своим расположением достичь берега. Где-то там, аккурат под созвездием всех влюбленных сердец, мои намокшие брусья станут настоящим фрегатом, и я наконец смогу спустить свой якорь. Боль в горле, сковавшая тело от морской воды, обернется былью и мы будем раскатисто петь под завлекающие мелодии молодых красавиц. Одиночество, прочно засевшее в моей печально-странствующей душе много лет, становится для меня голосом, сиплой матерью, способной на последний крик. Я придумываю всё более изощренные способы победить скуку и мне открываются новые смыслы слова «творец». Когда я покину этот расслаивающийся дом, когда я заново докоснусь берега, вряд ли я буду следить за тем, сколько времени. Зато я точно буду знать, куда держать путь. Часы, мой единственный компаньон на чёртовом плоту, случайно уцелевшие после крушения, идут как назло ровно, секундная стрелка с солдатской точностью отсчитывает свои злополучные, мы беседуем с ней размеренно и ни о чём: что мне от высокопрочной груды металла? Мои карманы пусты, они намокли и источают рыбный запах; я стою один на импровизированной корме судна и молюсь о том, чтобы оторваться хотя бы на шаг и левитировать над Землей.
