Это всегда оставалось моим последним желанием.
Первое правило, звучащее из любых уст – «следи за собой» слышится во мне эхом, хлюпающим стуком закрывающейся двери в препарадной комнате. Хочется жить в согласии с миром. Видимо, единственный выход – свой собственный.
А пока залпы рокочущего огня ещё освещают небо ночной Москвы, моей энергии хватит чтобы отопить несколько котельных в Капотне. Я иду вперед, стараясь расслабиться, стараясь плыть невесомо, идти в воздухе, парить, а главное – не разрушать. Когда мы сможем говорить спокойнее, тише, быть аккуратнее и добрее с любыми вещами, до которых только докоснутся наши пальцы, мы сможем обрести любовь и быть гораздо счастливее, чем сейчас в перееденном, бегущем, стонущем месте. Облака собираются в одну точку на небе, они уже не плывут, за них мы всё делаем сами. Хочется отметать сразу любые несущие бедствия помыслы, не привлекать их, всегда носить с собой решето. Падкие, грязные мысли, рожденные не в моей голове, имеют на меня влияние, серьезное, значимое влияние, любая информация, коснувшаяся моих ушей, остаётся там. Мысли, возникающие в моей голове, выводы или предположения, зачастую носят уничижительный характер. Я не знаю как справиться с этим, возможно медитация или молитва, что-то же должно приносить облегчение. А пока на какое-то время я отказываюсь от собственных мыслей.
Идея состоит в том, что толковые люди имеют склонность к зацикливанию, из которого их нужно стараться выводить, а у людей недалеких отсутствует это свойство, их расторопность и суетность не даёт им зацикливать до завидного постоянства какие угодно черты. Занятно это ещё и тем, что, казалось, это придумал я сам пару месяцев тому назад; но оно нашло воплощение сегодня в устах случайного курьера с почтой. Он превзошел меня своим ораторством о служении в воздушных войсках. Незаметно для себя он был благословлен и с верными мыслями отправился далее по своему пути.
Стыд – правая рука совести, возможно её сердцевина. Раньше я не замечал насколько связаны мои поступки со следствием. И симптом «стыда» или беглости, «горячки» всегда неизбежно наступал в следствии моих же проступков. Ложь, в которой находят себя соцветия юных подростков, не найдя ничего в карманах, хороша к обеду: ведь он горячий и приготовлен мамой. А когда каждый день продумываешь индивидуальное меню для своего рациона, ложь, равно как и стеснение, отходят на второй план.
Спеющие бутоны семян и злаков переливчато играют на дне кружки, на затворках окон мерцает иней; он рождает тебя в феврале, погружая в приятные воспоминания. Когда ты принимаешь себя таким, какой есть, со всеми потрохами, скотским помыслом, раскаяниями, голодом и ищущим сердцем, начинаешь видеть природу возникновения вещей. А дальше – глубже, там – выше и скалисто, но зачем мне это, если и из этой крошечной каморки я могу углядеть мириады звезд?
Когда меня сажали за решетку, запихивали головой в узкое межутробное пространство, отделенное ржавым железным полотном от всего мира, клянусь, это был первый раз в моей жизни, когда я усомнился в собственных силах. Мы кормили голубей хлебом, заманивали их в свою клетку, а за окном светило знойное июньское солнце. К концу срока мне даже удалось пронести в камеру карманный плеер и ночи в камере казались не такими одинокими. Мы весело пели дурацкие песни, понимая всё, кроме происходящего. Покинув те края, я больше никогда не сталкивался с такой слепой ненавистью к миру, которой обладают наши доблестные неподкупные. А, впрочем, вещи, которые вспоминать не нужно – вспоминать не нужно.
