Дневник прожигателя жизни - страница 17

В данный момент я не думал ни о возмездии, ни о необходимости торжества закона, ни о добре и зле, ни о том, правильно ли я сейчас поступлю – сейчас моя голова была занята только одной мыслью, что почти восемнадцать лет прожитой жизни, чем занимался, кто меня окружал, что я познал, – все это превратилось в Ничто!

Перед тем, как пришел следователь, я выпил банку йогурта и, корчась от боли, доковылял до туалета. Опустошив, готовый взорваться мочевой пузырь, я ополоснул лицо и посмотрелся в зеркало.

Главврач больницы, общаясь со мной, описал мои повреждения так, словно у меня было всего пара царапин.

Левый глаз перевязан. Лоб такой, будто меня лицом вниз по асфальту возили. Правая щека в два раза больше левой и вся сине-желтого цвета. На носу какой-то пластырь налеплен. Нижняя губа вся разодрана и в запекшейся крови. На подбородке большая красная ссадина. Не говорю уже о повреждениях ниже шеи – весь в бурых пятнах. Я был одной большой гематомой.

И в таком виде меня лицезрели родители. А могли бы и вообще больше не увидеть. Разве что, только на опознании тела и похоронах.

А никто из друзей и пальцем не пошевелил, чтобы я избежал такой участи.

– Я гулял вечером в районе, – устремив свой взор на лампу надо мной, начал я рассказывать свою версию происшедшего, а Виктор записывал все в маленький блокнот. – Надоело сидеть дома и, дождавшись, когда температура немного спадет, пошел прогуляться. Недалеко от отделения Сбербанка, когда я шел вдоль примыкающего к нему дома, с его задней стороны, почувствовал сильный удар по голове. Я вырубился.

– Где этот Сбербанк?

– В смысле?

– Его адрес.

– А я откуда знаю адрес? Посмотрите по карте его адрес. Ближайший к моему дому.

– Ладно, у отца твоего спрошу. Помнишь еще что-нибудь?

– Пару раз приходил в себя. В первый видел только ботинок, от удара которого я отключился. Во второй, как очнулся, меня тут же начали избивать, и я опять потерял сознание.

– Никого не разглядел?

– Нет, – ответил я после двухсекундной паузы. – Один стоял прямо передо мной, но все было расплывчато, и разобрать ничего не мог.

– Вообще ничего?

– Абсолютно. Мне надо какое-нибудь заявление написать?

– Нет. Твой папа уже написал заявление об избиении сына.

Виктор сидел рядом и молчал. На минуту он углубился в свои мысли, скрестив пальцы.

– Понимаешь, – прервал он тишину, – у меня очень большой опыт. Я понимаю, когда мне врут, а когда говорят правду. И сейчас мне кажется, что ты чего-то не договариваешь.

– Мне нечего больше сказать.

– Ты врать не умеешь. – Виктор все пытался меня разговорить.

– Повторить? Мне нечего больше сказать! – пытался я дать ему понять, что разговор окончен. – И мне безразлична Ваша способность вынюхивать правду и вранье.

– У меня нет никакой способности. Я всегда руководствуюсь фактами.

Виктор продолжал говорить ровно и спокойно. На мои хамство и наезды он никак не реагировал.

Только я раскрыл рот, спросить, что это за факты, как он сам заговорил об этом:

– Говоришь, пошел прогуляться? В баскетбольном костюме?

– Я…

– Ну, хотя это естественно, – даже не дал он мне высказаться, – любишь в баскетбол играть, костюм даже перед сном не снимаешь, наверное. А мячик под подушку кладешь? Думаю, вряд ли.

– Нет. – Я не знал, что еще сказать на это.

– Твоя мама сказала, что ты, как обычно, пошел играть, прихватив с собой мяч. Слабо мне вериться, дорогой ты мой, что каждый раз на прогулку ты его с собой таскаешь. – Он посмотрел на меня взглядом победителя.