Через 10 минут курит, равнодушно стряхивая пепел в окно. На этот раз – сигареты. Я не люблю табачный запах, и он это знает, но ему плевать. Поправляю платье и приглаживаю волосы, глядя в водительское зеркальце. Трусики лежат в сумочке. Ему в мессенджер приходит очередное сообщение, я усмехаюсь. "Сегодня спешу, выйдешь тут", – говорит без тени извинения, глядя в телефон. Делаю вид, что мне всё равно, хотя сейчас его ненавижу. Бегло целуемся и он отчаливает, наехав колесом на лужу и оставив меня на потресканном асфальте стоянки. Кажется, соседние машины надо мной смеются, злобно улыбаясь бамперами. Через пару недель Тадеуш мне снова напишет. Или я ему.
14 июня, четверг
Отправила русскому Саше СМС, он не ответил. Скорее всего, с бабой, потому и молчит. А может, за те недели, что мы не виделись, к нему приехала жена? Он про неё мало рассказывал, но уже вижу наряженную куклу с пухлыми губами. Эту клубную тусовщицу и любительницу дорогих путешествий. Уж мог бы мне ответить, я бы поняла. А молчать – хамство, у нас в Балтии так не принято.
Звонила сыну, но он занят: готовит своих второклашек к экзамену. Сын – вот лучший мужчина моей жизни. Из всего мужского населения Земли он единственный, кто хочет мне добра, ничего не желая взамен. Но он давно живёт сам, и почти всегда на работе. Надо с ним как-нибудь поужинать.
15 июня, пятница
Пять вечера, и Альфред снова передо мной. Положил руки на руль и косит под серьёзного парня, а от самого несёт перегаром. Или вчера пил, или сегодня с утра тяпнул. Конечно, понимаю его семейную ситуацию. Знает, что рано или поздно придётся что-то решать, а долгое ожидание лишь усугубляет финал. Но как он ездит выпивший за рулём? Боюсь, это плохо кончится.
Шеф говорит, что Саша "Трубачёв" устроил скандал на всю Балтию. Оказывается, у русского есть хороший знакомый на американском телеканале. На прошлой неделе тот делал репортаж про политбеженцев из России, и вставил туда Сашу: дескать, плохая Балтия не даёт убежище хорошему журналисту. Теперь это прошло в американском эфире, у нас поднялся переполох. Но тут неувязочка: и мы, то есть военная контрразведка, и Служба госбезопасности – против убежища. "Трубачёв" не только знакомится с военными и говорит по-балтийски, но и втирается в доверие к другим беженцам. Как только новый беженец приедет к нам, он сразу идёт пить с ним кофе. Для чего? Впрочем, официальных документов СГБ никуда не прислала. А потому Миграционная служба оказалась крайней. Я теперь единственная, кто может помочь и Миграционке, и СГБ.
– Погуляйте, поспрашивай про военных, полюби мальчика. Надо из него что-нибудь вытащить, – говорит шеф тихо и приглушённо.
– Для стукача он слишком образованный, – размышляю вслух, – Может, агент влияния?
Альфред кидает одобрительный взгляд, но в этой доброте сквозит снисходительность. Шеф меня недооценивает. А ведь я умнее, чем он думает. У меня и логика, и чутьё, и память. Если бы знал про Бейриса или Тадеуша, прибил бы меня за лишние связи. Но никогда не узнает, потому что ни один мужчина не победит женщину. Впрочем, я на командира не злюсь. Пусть и бывает бесчувственным, а всё же в нём скрыто благородство. Знает, что любимая женщина спит с другими, но прощает. Он ведь понимает: моя работа – ради страны. Разумный и правильный мужчина, каких почти не бывает.
22 июня, пятница
Писала русскому и в воскресенье, и в среду. Зову встретиться, а он отнекивается. Когда сижу в своей рабочей комнатке, на подоконнике целый день бормочет радио. Сегодня в новостях сказали, что Саша выиграл суд по убежищу. Выходит, мы опоздали? Позвонила Альфреду, но тот невозмутим: "всё остается в силе". Тут же написала Саше:
