Дневники Энрида Борисовича Алаева. Том 3 и 4 - страница 8
При объяснении так и получилось. Сквозь слёзы Рита мне рассказала, что исключили её за неуплату членских взносов, а на заседание райкома она не пошла.
Тяжёлая была сцена. Мне было тяжело, но я ей простил.
На другой день я сказал ей, что еду в Германию. Опять сцена. Но всё это оказалось цветочками по сравнению с тем, что случилось на другой день, позавчера.
Я нашёл в коробке с гребёнками письмо, адресованное ей неким Анатолием. Мне страшно писать даже в дневник то, о чем я узнал из этого письма. Одно слово: есть в Канаде провинция Альберта…
Так тяжело мне никогда не было. Все это разрешилось сценой, какой я никогда не переживал. Лучше бы я не находил этого письма!
Ждать нечего, любить некого. Доверие… Где оно, доверие? Ложь, ложь, и ложь. Гадко. На душе – точно кошки насрали.
Я ещё не разлюбил Риту. Слишком много я ей отдал чувства, чтобы сразу все забрать. Но чем все это кончится – не знаю. Между нами пробежала кошка, и, пожалуй, её уже нельзя догнать и вернуть.
Поеду в Тукумс на три дня, подумаю.
17 октября, вторник
Гостиница в городе Тукумсе
Спустился вечер.
Он пришёл как-то незаметно. День был хмурый и холодный сам по себе. Вечер только сгустил краски и сделал раму окна угрюмой и непроглядной. Тяжелый неровный дождь забарабанил по крышам. Электричества нет, слабенький светлячок керосиновой лампы тщетно пытается разогнать темноту и грусть.
Как не хочется думать!
Но это не так легко. Мало того: это невозможно. Думы настойчиво лезут в голову, их не отогнать. Они тяжёлые, как ртуть, и навязчивые, как грустная мелодия.
Риточка! Моя маленькая подруга! Что ты со мной сделала? Зачем ты так глубоко влезла в мою душу и потом так обидно оскорбила меня в самых лучших моих мыслях о тебе?
Да, всё-таки самое главное в любви – это доверие. Когда нет доверия, нет веры в человека – нет и любви.
Я уж и сам не рад, что прочёл это злополучное письмо. Как я был счастлив с тобой, Рита! Моя изголодавшаяся, истосковавшаяся по настоящему чувству душа впервые с тобой смогла утолить ненасытную жажду любви. Я видел, что ты была счастлива о мной (это даже слабо сказано), и сам становился от этого ещё более счастливый. А сейчас…
Да, Рита, мне, конечно, жалко тебя. Но не этим же чувством надо руководствоваться в любви. Не жалеть, а уважать человека надо – так говорил Максим Горький.
Сказать откровенно, я сам не знаю, что мне делать. Мне не хотелось бы потерять Риту. И в то же время я не могу прогнать из своей души холодок, проникший туда неожиданно, как майский заморозок.
Рита, придумай что-нибудь, чтобы прогнать этот холодок! Удержи меня у себя! Неужели ты не сможешь этого сделать?
Если ты хочешь нашего счастья, ты это сделаешь.
20 октября, пятница
Бог ты мой, так замотался и забегался эти дни, что забыл поздравить любимого братишку с днём рождения. А всего вернее – не забегался, а задумался. Да, башка трещит от мыслей. Ох-хо –хо!
Вернулся из Тукумса, где проводил инспекторскую поверку политзанятий. Всё благополучно, только денег ухнул много. Выговор получил от Риты: не умею тратить деньги, живу ещё по-холостяцки.
Сейчас сижу в штабе, дежурю, есть время и есть настроение обо всем подумать. Опишу всё по порядку.
Восемнадцатого после обеда меня подполковник Варфоломеев послал на полигон – с той же целью. Дороги развезло, и мы с шофером застряли. Часов пять провозились, все вымокли и перепачкались грязью. Выручило знание латышского языка: я взял у латыша двух лошадей, и мы выволокли нашу «санитарку».