А у меня?!
Бью от всей души по струнам, подводя к концу песню. Горло уже дерет – так ору. В это время на место рядом со мной, которое освободила Алиска, присаживается какая-то знакомая блондинка. Щурюсь, мучительно вспоминая, тем более, что она улыбается в ответ так, будто я у нас как минимум пару раз было и такое я уж точно не мог забыть.
- Аня…Куницына, - наконец, помогает, так и держа на лице приклеенную многозначительную улыбку.
А-а-а…точно, да. Киваю, что вспомнил, и отворачиваюсь, допевая последний припев.
Последний аккорд. Всё!
- Так, кто ещё хочет? – пытаюсь передать гитару дальше по кругу.
- А ты больше петь не будешь? – воркует тут же эта Аня мне в ухо и будто случайно кладет ладошку на моё бедро, поближе к влажным шортам, - Мне так понравилось. У тебя классный голос. Такой…м…
Запинается.
- Какой? – поворачиваюсь к ней, всё-таки избавившись от инструмента.
Не отвечает. Вместо этого мило краснеет, кусая губку. Глаза похотливо и одновременно смущенно горят тем самым блеском, который можно перевести как «я вообще не такая, но тебе не придется долго уговаривать».
Кошусь на её пальчики, так и лежащие на моём бедре, проезжаюсь глазами по симпатичному летнему платью, ладной фигуре, неплохой двоечке, полным, будто чуть накаченным губам, снова смотрю в манящие голубые глаза и…
Я наверно действительно отравлен, но думать сейчас могу только об одном – что где-то там, в темноте, Алиска точно так же смотрит на Яныча, и я не знаю, каким импотентом надо быть, чтобы на это не среагировать.
- Извини, Ань, дела, - убираю её руку и встаю с бревна.
Часы на телефоне показывают две минуты двенадцатого, а значит уже как две минуты Алиска обязана, усевшись сверху, гладить мою голую спину, а не виснуть на Наумове. И я намерен ей лично об этом сказать. Осталось только найти.
20. 20. Артём
Сворачиваю за корпус, пиная мелкую гальку носками кед. Голоса ребят у костра с каждым шагом всё тише. Ночь стремительно обступает плотной чёрной материей, и лишь одинокие желтые окна пятнами освещают пыльную тропинку и степь вокруг. Тишина такая звенящая, что кажется, я один не только за корпусом, но и в целой вселенной.
Ну и где их искать?
Мысль, что в корпус в номер пошли, гоню прочь, а она всё звенит в голове надоедливым комаром, тонко и противно.
Прибавляю шаг, под ложечкой тянет холодком. У меня нет номера рыжей, я не могу ей позвонить, но есть Наумова.
Вот только что я ему скажу?
Глеб Янович, отдайте мою девочку, я её с двадцати трёх до двадцати трех и десяти минут ещё вчера забил???
Ускоряю шаг, иду к общей столовой. Там всё закрыто на амбарные замки, стулья убраны, лишь одинокие столы под навесом. И никого.
Так…
Озираясь по сторонам, иду к главной базе, хотя почти уверен, что мне не туда. Злость, глухая и колючая, клокочет в груди, заглушая разум.
Вот выложу сейчас её сопливое блеяние перед Янычем, думаю с садистским удовольствием, будет знать. Поцелуй обрежу только – ей для насмешек до пятого курса хватит итак, а он…
Он пусть живёт. Я бы на его месте тоже не удержался, так что…
Торможу, проходя мимо ангара, расположенного чуть в стороне от главной тропинки, потому что там почему-то горит свет, и потому…
Что улавливаю журчащий Алискин голосок!
Сердце с размаху бахает по рёбрам, в миг повышая давление. Жар растекается по кровотоку. Нашёл…
Сунув руки в карманы почти высохших шорт, направляюсь к распахнутой двери, вслушиваясь в долетающие обрывки фраз.
