– Это я давно уже догадался. Но одного не пойму: почему «Самара»? Случайно на язык она попала или имеется в ней какой-нибудь умысел?
– Дотошный ты, – пожаловалась на меня девушка. – Все тебе понять, во всем разобраться, докопаться до корней. Да потому что не живут кролики в Самаре. Не знаю почему – то ли им атмосфера тамошняя не подходит, то ли меридиан для них не тот, то ли их архитектура города не устраивает. Но Самару кролики избегают и сразу там дохнут, такой своеобразный знак протеста. В сорока километрах от Самары они уже приживаются более-менее нормально, а вот в самом городе – ни в какую. Интересная, кстати, научная загадка, многие известные ученые уже давно бьются – не могут разгадать.
Она все продолжала говорить, а мы с Илюхой шли и думали: как же все-таки повезло нам с ней, с Жекой. Редко повезло, чтобы человек в нас так предельно вмастил и отозвался в нас гармонией. Потому как она была просто-напросто нашим… даже не повторением, а добавлением… почти что зеркальным. Не внешним, конечно, но внутренним, душевным. Да и не только она добавляла нас, но и улучшала во всем. Как те примерочные зеркала в дорогих бутиках. Они и стройнее тебя делают, и одежда, если через них посмотреть, сидит куда как приталинней.
– Молодец ты, Жека, – сказал ей Б. Бородов на прощание.
Она взглянула на него вопросительно, думала, может, он пояснит. Но он не пояснял.
– Давай спи крепко, – сказал я ей. – Завтра встретимся, текст передам.
Глава 7
За двое суток и восемнадцать часов до кульминации
И мы расстались, так как уводили нас друг от друга разные дороги – Жеку в сторону Маяковки, а меня с Илюхой в сторону Пушкинской. Можно было, конечно, и тачку поймать, но зачем? – погода стояла чудная, конец мая, что может быть лучше? Если только начало июня. Да и вообще все было открыто – и поздние рестораны, и примыкавшие к ним забегаловки, да и души и сердца плавно скользящих мимо нас прохожих. То есть с какой стороны ни посмотреть – ночь нашептывала.
– Б. Б., – обратился я после лирического нашего молчания. – Вот ты сегодня о женщинах вопрос поднимал, о их странно устроенной памяти. Сам-то помнишь? А потом мы эксперимент пытались провести, опрос общественного мнения, по телефону. Ну вспоминаешь? Что женщины, если им не понравилось, считают, что не было ничего.
– А, да… – сосредоточился Илюха, – кажется, я что-то типа того действительно сегодня замочил. Понимаешь, дружок, столько мыслей в голове порой роится, что я не успеваю за ними за всеми. Что-то постоянно выпадает.
– Так ты записывай, – посоветовал я.
– Стараюсь, но не всегда получается. Порой мысль руку обгоняет. Понимаешь, не поспевает рука за головою. Так обидно бывает… Начал записывать, наполовину уже вроде бы записал, а потом прерываешься, рука в воздухе повисает.
– Может, у тебя рука медленная, потому и не поспевает? – предположил я. – А голова здесь вовсе и ни при чем?
– Да как в них разобраться, в своих отдельных частях? – не стал спорить Илюха. – Я давно их уже контролировать перестал, пусть живут, как им удобнее. Так чего ты там про опрос общественного женского мнения говорил?
– Да, видишь ли, когда женщин опрашиваешь, чистого эксперимента вообще невозможно провести. Вот, например, если наш опрос взять. Ведь на какой предпосылке весь эксперимент основывается? На той, – ответил я сам себе, – что ты женщине абсолютно не пришелся. Можно даже сказать, окончательно, бесповоротно не пришелся. То есть, иными словами, надо положиться на откровенное женское мнение.
