До и после моей смерти - страница 10
Гоша перевел дух – и продолжил уже спокойнее:
– Я же сказал: я делаю это, прежде всего, для себя, чтобы сохранить именно свои «прекрасные черты» – он изобразил пальцами кавычки. – Потому что все эти черты, пусть даже о них никто не знает, кроме меня, – они все равно определяют мой характер, мою индивидуальность, мою суть – то, что узнаваемо во мне для близко знающих… знавших меня людей. Поэтому, отбирая и загружая информацию о себе, нужно быть честным с самим собой. Только так ты сразу узнаешь меня «там» – Шкуль красноречиво поднял глаза к потолку – и поверишь, что это я. А источников информации будет предусмотрено много: личная и деловая переписка в цифровом и в бумажном виде, фотографии, видео, социальные сети, даже художественные произведения, если он их создавал. А главное – твоя… моя собственная память. По сути, программа и будет памятью человека, перенесенной на диск. Главная моя задача – записать информацию из каждого канала на понятном для программы языке, вернее, создать такой алгоритм и научить саму программу записывать информацию из разных источников.
– Все-таки, почему нужно непременно сначала умереть? – задумчиво произнес доктор.
– Чтобы программа не превратилась в компьютерную игру «поговори сам с собой». Это не игра, это то, что каждый оставляет после себя. Его завещание этому миру. Его уникальность, самость – и равенство всех людей, реальное равенство, независимо от профессий, званий, титулов и наград. Потому что перед вечностью, прости за пафос, все равны – и Эйнштейн, и последний дворник, каждый – частица этого мира, и без того, и без другого мир был бы чуть-чуть иным. Я, например, когда-то знал одного кладбищенского могильщика, который был настоящим философом и очень не банально говорил о жизни и смерти. Признаюсь, идея программы появилась у меня после общения с ним… Сколько ещё в мире таких людей? Сколько людей о них знают? Что остается миру после их смерти?.. Сколько бы мы не твердили о равенстве всех людей, сегодня есть лишь два места, где все действительно равны: баня и кладбище. Моя программа – это, наконец-то, фактическое торжество девиза «Liberte, Egalite, Fraternite» – через двести лет после его формального провозглашения!
Шкуль помолчал и подытожил:
– Так что, только после смерти – это справедливо.
Какое-то время оба молчали. Доктор переваривал услышанное, Гоша наслаждался произведенным эффектом. Наконец, осознав грандиозность замысла, Вощинский спросил:
– Но как же ты это обеспечишь?
– Это – самое трудное во всем проекте – с готовностью ответил Шкуль. Но программа должна будет в каждом случае распознавать, какого человека «вызывают» – живого или умершего. Живого она не «вызовет».
– И ты уже знаешь, как это сделать?
– Принципиально – да, технически – надо поработать.
– Грандиозно! – произнес Вощинский шепотом. Это будет… Я даже не знаю, с чем это сравнить… C технической революцией начала 20-го века… Паровой двигатель, телефон… Или – с полетом Гагарина…
– Главное успеть – буднично отозвался Шкуль.
Снова наступила пауза – и оказалось, что в помещении уже давно не звучит музыка, а снова, как два дня назад, её сменил телевизор, передававший новости канала «Евроньюс».
Речь шла о расследовании авиакатастрофы под Парижем и какой-то французский чиновник говорил о том, что спасателям пока не удалось найти тело только одного из 216-ти пассажиров, и что, судя по регистрационному списку, это гражданин России. Шкуль сразу вспомнил о позавчерашнем чудаковатом человеке, на этом самом месте утверждавшим, что он летел в разбившемся самолете.