Мама ликовала. Она редко обращалась к брату за помощью, но это был её триумф. Разговор закончился, и товарищ соцработник отдала телефон маме.
– Возьмите, пожалуйста, завтра с собой паспорт, жду вас к двенадцати часам. Кабинет сто двенадцать.
– К восьми, – поправила её мама. – Мне на работу нужно. Если меня уволят, я не смогу содержать четырёх детей.
– Да, и, пожалуйста, остановите выплаты пособий на его имя. Мы подготовим все документы для оформления полной опеки в течение месяца.
– Хорошо. – Людмила Николаевна встала на шаткие ноги и отправилась к выходу. – А где, кстати, ещё одна девочка?
– Анна ещё зимой переехала в общежитие при колледже. И ей разрешили жить там и летом.
На самом деле Аня была более самостоятельной. Это Ники всегда оставалась девочкой для битья в их семье. Я позвонила Ане и сообщила о случившемся. Мы с ней не то, чтобы дружили, просто уважали друг друга. У них с сестрой разнился круг общения и интересы.
– Не хотите ли обследовать жилище и составить протокол об изъятии несовершеннолетних и помещение одного из них в учреждение? – соцработник вздохнула, посмотрела на сержантика. Позвала обойти квартиру.
– Я думаю, вы забыли о понятых. Соседи дома! – сказала я, даже не взглянув на них.
Проходя мимо комнаты алкаша, я увидела, как с ним беседуют представители милиции.
– Мы будем писать заявление на него, – сказала я им, – поэтому оформляйте.
Я помогла собрать вещи Ники, взяла её документы, сняла на фотоаппарат протоколы. Вызвала такси. В травмпункте мы проторчали до двух ночи. Папа остался у Семёна в больнице. Как потом выяснилось, он «дал на лапу» дежурному врачу. Ложась спать, Ники сказала, что, если бы мы пришли чуть позже, он бы её убил. Наутро я взяла отгул для нас с Никой на работе. Босс с пониманием отнёсся ко всему и дал нам неделю на решение проблем. Брат подруги пришёл в себя, но врачи сказали, что в сентябре в интернат он не поедет. Маме, как и обещали, сделали все документы на опеку. Мы записались на курсы вождения и каждый день навещали Сёму в больнице. Её батю выпустили из СИЗО с подпиской о невыезде. Мы ждали суда. Моя мама наняла адвоката. Всё возвращалось на круги своя…
Близился сентябрь. Как-то вечером мы с Ники пошли гулять с собакой. На детской площадке я заметила мужскую фигуру. Отец подруги направлялся к нам.
– Дочка, подожди! – крикнул он Нике. Я аж подпрыгнула. Дочка! Что ему надо? Он сроду так не называл мою подругу. Самым ласковым что вылетало из его уст: «слышь, ты».
Девочка замерла. Я видела в её глазах страх и отчаяние, что всё может повториться.
– Пойдём, не разговаривай с ним. – Зашипела я. Она только начала отходить от пережитого. Стала работать с психологом. И тут он. Хотя врач нас предупреждал, что он может появиться.
– Оставь мою дочь в покое, ты, прошмандовка! – проревел он и ринулся на меня. Пудель и Ника спрятались за моей спиной. Но ведь я по комплекции такая же, как и Ники и, если он меня ударит, я сломаюсь. Случилось чудо, мужик споткнулся о клумбу из старой шины и упал. – Не тронь мою дочь, маленькая дрянь.
Я подняла пуделя на руки, и мы побежали к подъезду. На дворовой парковке я заметила уже знакомую серую Мазду с шашечками. На ступенях с цветами стоял Ярослав. Господи, его-то здесь не хватало!
– Привет, что происходит? Я хотел тебя увидеть.
– Ох, Ярик. Заходи скорей в подъезд. Помоги мне.
