– Хватайся! ― кричит он.
Я цепляюсь свободной рукой за его руку. Кайл затаскивает меня на край обрыва и усаживает на твердую землю. Ухватившись за ограждение, поднимается на ноги сам.
– Так, ладно, давай выбираться отсюда.
Он помогает мне встать, подталкивает к дальней от водопада стороне утеса. Там я, задыхаясь, падаю на землю лицом вверх.
Кайл опускается рядом со мной. Я смеюсь и плачу одновременно. Кайл тяжело дышит.
Когда мое дыхание более-менее приходит в норму, а сердце перестает колотиться как бешеное (спасибо, волшебные таблетки), я поворачиваюсь к нему. Его взгляд устремлен в облака, подбородок трясется. Я хочу помочь ему, поговорить с ним о Ноа, о том, что произошло, сказать ему, что жизнь ― это не увеселительная прогулка, но в ней есть свои приятные моменты и что многие люди отдали бы все, чтобы оказаться на его месте, иметь родителей, иметь кого-то, кто действительно заботится о тебе. Но после того перформанса, что я устроила на обрыве, я сомневаюсь, что я именно тот человек, с кем ему хочется обменяться хоть парой слов, не говоря уже о том, чтобы излить душу.
Кайл садится и начинает растирать колено. Молчит, качает головой и смотрит вдаль.
Я опускаюсь на землю рядом с ним. В сложившихся обстоятельствах упоминание о Ноа может оказаться крайне неудачной идеей, поэтому я произношу самым успокаивающим голосом, на какой только способна:
– Хочешь поговорить об этом?
Его глаза, серо-голубые, как река Теннесси в пасмурный день, пронзают меня насквозь.
– Ладно, я поняла, ты не хочешь со мной разговаривать, но в таком случае ты не оставляешь мне выбора. С этого момента я буду присматривать за тобой.
Он стискивает челюсти так сильно, что это видно невооруженным глазом. Но лучше сердиться, чем дуться.
– С этого момента и до тех пор, пока ты не решишь поговорить со мной.
– Ты ― гребаный кошмар, ты это знаешь? ― шипит он.
Обидно, ничего не попишешь. Его слова на краткий миг напоминают мне, что, возможно, я была кошмаром и для моей матери.
Он поднимается на ноги и смотрит на меня сверху вниз, как великан на мошку, которая все кусается и кусается.
– Что ты от меня хочешь?
Некоторые из вариантов ответа, немедленно пришедшие мне на ум, заставляют меня краснеть, но их я не озвучиваю. Вместо этого я тоже встаю. Тяну время. Он в отчаянии, и я лихорадочно пытаюсь найти решение, нечто, что остановит его от причинения вреда самому себе. И вот так, ни с того ни с сего, мне приходит в голову самая дикая и гениальная идея.
– У тебя есть паспорт?
– В смысле?
Боже мой, я сама не могу поверить в то, что собираюсь сказать.
– Ну, ты спросил меня, чего я от тебя хочу, и до этого момента я не понимала, что же мне от тебя нужно, но теперь, когда ты спросил, поняла: я хочу, чтобы ты поехал со мной в Испанию. На десять дней.
– Что?!
– Со мной должен был поехать друг, но не срослось, и…
– Подожди. Ты меня даже не знаешь и хочешь, чтобы я махнул с тобой через Атлантику?
– Я не хочу, но что мне остается?
– Самой разобраться со своими делами!
– Ну, если уж мы говорим о делах, я не стану отрицать, что зову тебя с собой совсем не из-за доброты душевной, даже если тебе так кажется. Вообще-то я уже несколько недель ищу кого-нибудь, кто мог бы поехать со мной.
– Ты чокнутая, точно.
– Может быть, но как бы ты поступил на моем месте? Скажем, твой самолет улетает через два дня, и ты не хочешь говорить об этом родным, чтобы не причинять им еще больше страданий. А как бы ты поехал, зная, что я могу попытаться сделать это снова?
