Мрачный, презрительный и гадски великолепный в коричневых вельветовых брюках и серой трикотажной рубашке-поло. Да его можно в таком виде на сцену выпускать - и публика ахнет. Но ведь это не его сольный концерт, это спектакль. А опера – синтетический жанр искусства. Нет, даже не так - самый синтетический. Если Лола что-то и любила больше, чем придумывать одежду – так это учиться. И за две недели в Мюнхене она жадно училась – читала, смотрела, разговаривала с людьми. Новая сфера деятельности, этот эксперимент ей ужасно нравился. И у нее возникла ассоциация, сделавшая оперу сразу близким и родным действом. В силу своей синтетичности опера, как нитка с иголкой, пронизывает - с лицевой стороны на изнанку и обратно – все компоненты: партитуру, оркестр, голоса, костюмы, картинку на сцене – все, все. И сшивает в одно целое - в мистерию оперного спектакля.
А этот… требует, чтобы все было, как ему хочется! Дудки! Как миленький будешь ходить в том, что я тебе сошью. И с мрачным удовлетворением Лола накинулась на принесённый стейк.
***
Определенно, Фёдор Дягилев родился на свет, чтобы бесить ее. Это - его истинное призвание, а не опера. Вот и сейчас, просто стоя в глубине сцены, он ее бесил! Стоял, ворковал с сопрано и ужасно этим Лолу бесил. Девушка раздраженно дернула браслет с подушечкой для иголок на левом запястье. Вообще-то, ее должность называется «художник по костюмам», и основной задачей, стоящей перед Лолой, является разработка концепции и организационная работа. С этим у Лолы никогда проблем не было. Создавать новое, с нуля – это ее любимый конек, да и организаторские скиллы она в себе тоже порядком прокачала. Но точно так же она по многолетней привычке любила все контролировать сама. Вплоть до того, как подшит подол и как выметан ворот. Это гены Георгадисов. Хочешь сделать что-то хорошо – делай это сам, «от» и «до».
Но как же это чертовски трудно - хорошо работать, если тебя все время бе-сят! Да вынь уже взгляд из декольте сопрано, будто пятого размера ни разу не видел, морда ты бесстыжая зеленоглазая!
Со стороны воркующих в глубине сцены «Генриха VIII» и «Анны Болейн» раздался взрыв смеха. Румынское сопрано хохотала, запрокинув голову и сверкая своим роскошным бюстом в вырезе трикотажной красной кофточки. А бесстыжий Дягилев, наклонившись к ней, что-то шептал на ухо, от чего она все сильнее заливалась смехом, пока, окончательно не обессилев, румынка буквально не упала на грудь своему партнеру по сцене, цепляясь за широкие плечи руками. Ржут они. Как кони! Тут, между прочим, одна из драматичнейших страниц в истории Европы разворачивается! А они ржут!
- Виктория, я вас жду! - сладко пропела Лола. Но веселящиеся бас и сопрано ее не слышали. Пришлось ей топать к ним. Рядом с огромным Дягилевым и пышногрудой Викторией Войня Лола почувствовала себя карликом. «Наш гномик», - раздалось в голове то ли Шуркиным, то ли Юркиным голосом. Лола раздраженно переступила с ноги на ногу, которые были обуты в мягкие кроссовки. Ну что ей теперь, постоянно на шпильках ходить, что ли?! – Виктория, нам пора на примерку.
- Ой, простите ради бога, Лолита, - Лола раздраженно раздула ноздри. Это вариант своего имени она не переносила на дух. Дягилев сбоку сверкнул зубами в ехидной улыбке. – Да-да, конечно, идем, - сопрано одёрнула кофточку, еще больше подчеркнув бюст. А потом прижалась этим бюстом к груди Дягилева, одарив того поцелуем в щеку. – Значит, сегодня, Тео, в семь?
