Воспоминание 3
Русик «отстреливается» раньше меня и появляется в столовой на обед с задумчивым выражением лица. Чем его Князь так загрузил? Не хочу быть навязчивой и спрашивать, а сам Руслан необычно молчалив. Интересно девки пляшут.
Яна была у директора пару дней назад, так пришла просто окрыленной, даже наушники на переменах не надевала — и без них летала в облаках.
— Втрескалась в дирика! — громко тогда прокомментировал ее поведение Денис, но Кожухова даже это спустила ему с рук, пребывая в полнейшей эйфории. Люда смотрела на нее и хмурилась. Видимо, окончательно убедилась, что ошиблась в определении сексуальной ориентации одногруппницы.
Сама Аршанская после беседы с директором выглядела озадаченной. Интересно, чем он ее так удивил? Не восхитился? Хотя ей ли горевать — вон у Аршанской сколько поклонников: и Дэн, и Холостов, и Мишка из другой группы, и Елисей из еще одной. И это только те, кто проявляют свою симпатию открыто и то и дело вьются вокруг длинноногой блондинки. Остальные льют слюни молча — знают, что не перепадет. Впрочем, про симпатию всех перечисленных я, может, погорячилась: Костя Холостов — та еще темная лошадка. Если Денис и правда смотрит на Людку с обожанием, то Мажор, скорее наоборот, позволяет себя обожать.
— Как баба, ломается, — как-то сказала как отрезала Яна, наблюдая их «брачные танцы» в коридоре.
Каюсь, смеялась до слез. Даже сейчас смешно. Может, Люда ошиблась в ориентации не только Кожуховой?
В приемной директора меня встречает Жанна Вальдемаровна. Ну как — встречает: кивает, не поднимая глаз от разложенных перед ней на столе документов, и машет в сторону высоких двустворчатых дверей. Пожимаю плечами — ладно, как скажете.
Стучусь и дергаю дверь на себя.
Кабинет Станислава Сергеевича впечатляет размахом: огромный, светлый, с мягким ковровым покрытием. Ковер такой белоснежный, что мне даже как-то неловко наступать на него кедами, но быстро отвлекаюсь и засматриваюсь на жалюзи, колышущиеся от ветра на приоткрытых окнах, — белые с прозрачными фигурками распахнувших крылья бабочек, судя по форме, махаонов. От движения воздуха создается полная иллюзия полета и взмахов крыльев. Красиво.
Сидящий за столом у окна директор улыбается мне как старой знакомой. Вот чудак — держит бабочек за спиной, а сам пялится в лакированные двери.
Князев встает и шагает навстречу, а я запоздало понимаю, что он мог неверно истолковать восторг в моем взгляде. Я же на него даже не смотрела! Мне махаоны понравились.
— Лера, рад тебя видеть! — у него бархатный голос и теплые руки; бережно сжимает в пальцах мою ладонь. Терпеть не могу нарушение личного пространства, но от его касания ничего, почти воротит. Терплю. — Как дела? Как привыкаешь к новому месту?
Выдержав тридцать секунд приличий, отнимаю руку и прячу обе в карманах джинсов; перекатываюсь с пятки на носок. Неловко мне. Да еще и это «Лера» и на «ты» — он же меня впервые видит.
— Хорошо все, — говорю. Он же всерьез не рассчитывает на откровенность, правда? — Комната отличная, — вспоминаю первое впечатление Русика о Сурке, когда понимаю, что короткого «хорошо» не достаточно, и нужно сказать что-нибудь еще. — И кормят тоже отлично.
Князев смеется. Ожидаю, что он вернется за стол, а мне предложит кресло для посетителей, но директор направляется к кожаному белому дивану у стены и манит меня за собой. Диван, значит? Ну хоть не кушетка, как у мозгоправа.
