— А ей что сказал?
Пожимает плечом.
— Что хотим с одногруппниками попрактиковаться в неурочное время.
— И все?
— А что еще? — и смотрит, будто правда не понимает.
Что-то я сильно сомневаюсь, что, приди я к неведомой лаборантке с подобной просьбой, меня не отослали бы за письменным разрешением кого-то из преподавателей.
— Ладно, проехали, — сдаюсь.
Может, староста — это не просто дежурная ж…, как в школе, и зря мы смеялись над обиженной Полиной, лишенной такой должности? А может, лаборантка молодая, и Холостов просто взял ее своей харизмой. В любом случае, мне с ним не тягаться ни так, ни эдак.
Продолжаю работу. Ингредиенты в порядке, осталось самое простое, как говорил Князев, и самое сложное, как понимаю я, — магия, работа с энергией. Глубоко вздыхаю, собираясь с силами. Вправо, влево, пальцы…
Ничего. На этот раз — ни искр, ни дыма какого-либо цвета. Ни-че-го.
Утыкаюсь взглядом в стол. Деревянный, основательный, выкрашенный в белый и покрытый полиролью сверху — ни царапинки.
— Расслабься, — вздрагиваю не столько от неожиданности прозвучавшего голоса, сколько от его близости — Холостов встал и подошел ближе, остановился у моего плеча.
— Легко сказать, — бурчу. Ну чего вскочил? И так тошно.
— Ты слишком хочешь, чтобы получилось, — не отстает наш старательный староста.
— Все хотят, — возражаю.
Кошусь в сторону выхода — стемнело быстро, и из-за того, что внутри светло, кажется, будто снаружи уже глубокая ночь; ничего не видно, только угадываются качающиеся на легком ветру ветви кустарников.
— Не отвлекайся, — шикает на меня Холостов. — Подвинься, — и, не дожидаясь реакции, плюхается на мою лавку и толкает меня своим бедром; послушно сдвигаюсь, хотя так и подмывает высказаться о нарушении личного пространства. — Смотри…
А вот когда его рука касается моей, не выдерживаю:
— Это обязательно?
— Я не использовал сегодня ту туалетную воду, которая тебя бесит, что еще?
На мгновение замираю. А ведь и правда, запаха нет. Не признаюсь же я, что он мне на самом деле нравился? Но сам поступок — с чего такая забота? Мало ли кому что не нравится.
— Расслабься, — не дает отвлечься мой доморощенный учитель, — руки над колбой, — вытягиваю, а его ладонь размещается поверх моей правой; большой палец обхватывает запястье, направляя. — Расслабься, энергия — в ладони, лишние мысли — на фиг, — прячу ехидную улыбку: нет, до преподавателя ему еще учиться и учиться. Ну что за учитель скажет «на фиг» своему ученику? Не солидно. — Лер?
— Я стараюсь, — отвечаю сквозь зубы.
А Холостов (совсем оборзел засранец!) придвигается еще ближе и закидывает левую руку мне за плечо, словно обнимая, так, что обе его ладони теперь на моих, а я притиснута боком и спиной к его груди, отчего личного пространства у меня вовсе не остается. Напрягаюсь всем телом.
— Расслабься. Я тебя не съем, — голос прямо над ухом.
— Вот еще, — огрызаюсь. Решил, что я его боюсь? Размечтался. Просто не люблю, когда посторонние слишком близко.
— Тогда расслабься. Кому из нас это больше надо?
Туше. У него и так все прекрасно получается на каждом занятии. У него, Полины и Вити выходит все и с первого раза. И то, мне иногда кажется, что Холостов просто не старается, предоставляя другим возможность блистать и получать свою порцию похвалы от преподавателей.
Ладно, он староста и просто хочет мне помочь.
Пытаюсь и правда расслабиться. Прикрываю глаза и, сама удивляясь своей наглости, откидываю голову ему на плечо. Чувствую биение чужого сердца, спокойное, размеренное. И, кажется, успокаиваюсь сама. Что-то похожее было дома, когда меня обнимал Князев: чужая сила и спокойствие умиротворяют.
