— Хреновый из тебя шпион, — догадавшийся, в чем причина заминки, Костя не упускает момента, чтобы меня поддеть. — Окна выходят там, за углом.
Прикусываю губу, чтобы не ответить резко. Спокойно, Лера, спокойно, он тебе нужен, потерпи.
Шиплю сквозь сжатые зубы, когда за волосы цепляется ветка (черт, так и без скальпа можно остаться!). Благодаря этой заминке Холостов уходит вперед, приходится догонять. Чувствую себя и правда шпионом. Кусты выше меня, но я почему-то все равно инстинктивно пригибаюсь.
— Давай еще по-пластунски, — язвит Мажор. А я останавливаюсь возле него и с гулко бьющимся сердцем смотрю на тускло светящиеся окна первого этажа. — Ну да, — комментирует спутник. — Свет есть.
А на окнах жалюзи, и заглянуть снаружи не получится.
— Пошли назад, — киваю в ту сторону, где находится крыльцо.
— Что? В окно не полезем? — тут же цепляется Холостов. — Или, может, поищем дымоход?
— Сам ты северный олень, — огрызаюсь. Ну сколько можно? Я и так сейчас умру от страха. — Не нравится — проваливай, — у меня, вообще-то, нервы тоже не железные.
— Да хрена с два, — откликается спутник. Верно, он же обещал сдать меня мозгоправам лично, когда докажет, что я ку-ку, и мне все придумалось.
— Тогда кончай выёживаться, — говорю серьезно.
Уверена, он корчит гримасу. Иногда хорошо, когда не видишь лица собеседника.
Воспоминание 71.
— Тут никого нет, — озвучиваю очевидное.
Вытягиваю шею, даже на цыпочки привстаю: пустые столы, заставленные колбами и пробирками, аккуратно придвинутые к ним стулья, и никого живого. Правда, дверь была не заперта, но, может, ее в принципе не запирают. Ценные или опасные реактивы наверняка в подсобных помещениях и под семью замками. А тут и красть нечего: столы да колбы.
— Я же говорил. Просто свет забыли выключить, — откликается Холостов, видя ту же картину.
Скриплю зубами от самоуверенности в его голосе. Я думала, Мажор бесил меня при первом знакомстве — ни фига. Сейчас он бесит меня просто до дрожи.
— Не было тут света вечером, — поясняю сквозь зубы. — Я весь замок обошла кругом в районе десяти часов, когда было уже темно. На первом этаже нигде не было света, кроме окон холла.
— Трындец, она еще круги нарезает, — издевается староста. — Хоть бегом бежала? Бег полезен, — крутит пальцем у виска, — кровообращение восстанавливает.
Блин, когда он меня учил, то был почти милым. Неужели его так задело, что я посмела подозревать его обожаемый Сурок?
— Тут. Кто-то. Был, — не сдаюсь.
— Глюки у Леры были, — вот же гад!
Ну да, ну да, глупая фантазерка Лера придумала невесть чего, пыталась запятнать репутацию любимого Сурочка. Давайте жить и радоваться, и плевать, что тело нашего одногруппника покоится в сырой земле. Да и покоится ли? Вернули ли его родителям, чтобы по-человечески похоронить? Мало ли, что нам так сказали. Мне становится жутко от этой мысли. А еще зло берет, аж зубы сводит.
— Не хочешь, не верь, — огрызаюсь. Толкаю Холостова плечом и прохожу внутрь лаборатории. — Можешь идти спать. Ты свой долг выполнил. Убедился — теперь отваливай.
Пусть идет и рассказывает Князеву, господу богу и Артемиде с Посейдоном. Я все равно это так не оставлю — не сегодня что-то найду, так завтра.
Медленно двигаюсь между столами, прислушиваясь к каждому шороху; на Мажора не оборачиваюсь, и так затылком чувствую его недовольны взгляд — стоит у двери, ждет, бесится.
Итак, что мы имеем? Коридор сюда ведет один, значит, никто выйти не мог. Поэтому варианта два: либо тот, кто тут был, знает отсюда черный ход, либо этот кто-то еще здесь. А тут пространство ого-го — пока под каждый стол не заглянешь, не убедишься.
