Вдруг он издал какой-то неопределённый звук – полустон-полурык – и я снова повернулась к нему; он был напряжён, я видела это по его сжавшимся кулакам, по лицу, покрытому лёгкой испариной, и для меня стало предельно ясно… «Да он пришёл просто потому, что ты такая же женщина, как все; он будет удовлетворять свою похоть с тобой, пока твои бездействие и неопытность не успеют надоесть. Тогда он найдёт для себя любовницу, если уже не имеет таковую». Вот, что я думала.
Когда он поднялся и встал прямо передо мной, я охнула от неожиданности; чёрные брюки всё ещё держались на его бёдрах, пусть и без ремня, и я невольно скользнула взглядом по всей его высокой фигуре. Сейчас он казался куда крупнее, чем в одежде; сгорая со стыда и краснея, я уставилась на его плоский живот.
Следующее его действие никак не вязалось ни с чем произошедшим ранее и после. Он глухо позвал меня по имени, дождался, пока я посмотрю ему в лицо, затем медленно завёл руки за голову и снял свою повязку.
Едва сдержав неясный возглас, я закрыла ладонью рот… и поняла, что всё это время выдумывала совершенно невероятные вещи. Его глаз был абсолютно цел, но верхнее веко пересекала яркая полоса, словно кто-то пытался сделать на коже надрез. Его зашивали, я видела тонкие медицинские нити. Участок кожи вокруг глаза покраснел от натёртости ткани.
– Боже мой! Что с вами случилось? – спросила я, поражённо глядя на него. – Кто это сделал?
Он закрыл глаза, распрямил плечи так, что я услышала тихий хруст костей его спины, а после мне показалось, что он вздохнул с невообразимым отчаянием и болью.
– Это моё прошлое пыталось лишить меня зрения, – сказал он, снова глядя на меня. – Оно желало наказать меня за грехи.
– Ваше п-прошлое?
Я не поняла его слов, зато по его дальнейшим действиям поняла, что должно было произойти. Это было неизбежно, как оказалось, ничто не могло бы предотвратить события той ночи.
Очень медленно он приблизился ко мне, гипнотизируя своим пристальным взглядом, кажущимся таким диким и безумным из-за увечья, что я невольно попятилась назад. Но его сильные руки парой резких движений опрокинули меня на спину, и через мгновение я уже оказалась прижата его телом к кровати.
– У тебя невероятно красивые губы, девочка! Как же можно обделять их поцелуями? – прошептал он в паре дюймов от моего лица. – Однако, больше всего меня интересуют губы, скрытые под этим одеянием. Я хочу на них посмотреть. Но сначала… закрой-ка глаза.
Я подчинилась, ибо мне показалось, что так было правильно, так положено. Уже позже я осознала, почему вела себя так, а не иначе: не было никакого смысла в криках и сопротивлении, я никогда в жизни не устраивала истерик, и тогда не собиралась. Его неторопливые действия были знаком того, что, пусть он и не любил меня, зато уважал, как женщину, и никогда бы не сделал мне больно.
Когда его губы касались моих, а горячее дыхание опаляло кожу, я привыкала к новому ощущению разделения этого момента – соединения двух тел. Его нежность, проявленная ко мне, поначалу обескураживала, но по мере того, какими настойчивыми становились его губы и язык, я обнаруживала скрытую где-то в глубине своей души потребность к ласкам.
Его длинные пальцы пробрались под мою сорочку и очень медленно, с самой искусной осторожностью принялись гладить чувствительную кожу. Всё ниже и ниже. Грудь, живот, бёдра… Я превратилась в живую безвольную куклу под ним, которая от каждого прикосновения слегка вздрагивала. Мне казалось, что жар его тела, тяжёлого и твёрдого, передался и мне; мы могли бы спалить не только простыни, но и саму постель.
