Дома встретила непривычная тишина. Я прошлась по коридору, заглянула на кухню и, не снимая верхнюю одежду, пошла в кабинет мамы. Она наверняка там.
— Варя, привет.
— Мамуля, привет, — я осеклась, понимая, что с мамой что‐то не то. — Ты сменила прическу?
— Обними меня для начала, а потом поговорим.
Я неуверенно кивнула и тут же поторопилась к маме в объятия. Я очень соскучилась за ней.
— Люблю тебя, мам.
— А я тебя как люблю, дочка. Единственная моя девочка.
Я не могла отлипнуть от мамы, стоя в ее объятиях и наслаждаясь родным запахом. Как же все‐таки хорошо дома. По крайне мере пока я не увидела человека, который мне не дает покоя долгие годы. А вот быть рядом с мамой — настоящее счастье.
— Как ты похорошела, — произнесла мама спустя долгое молчание.
— Да перестань, ничего не изменилось. Как была, так и осталась.
— Ты всегда была, есть и будешь самой красивой девочкой на свете. Ты одна? — удивленно уточнила она, заглядывай мне в глаза.
— Одна. Алекс позже прилетит. Мам…
— Ну и хорошо. Пусть дома вообще сидит.
— Почему это? — теперь пришла моя очередь удивляться.
Мама вроде всегда хорошо относилась к Алексу, а тут вдруг рада, что он не прилетел со мной.
— Потому что не любишь ты его. И мы обе знаем, кого ты любишь!
— Все, мам. Давай не будем поднимать эту тему. Я сейчас счастлива, мне хорошо с этим мужчиной, и думать о другом нет никакого желания.
— Счастлива, — грустно улыбнулась она и за руку потянула на диванчик бледно‐розового оттенка, — дочка, когда женщина счастлива с мужчиной, у нее глаза светятся. А у тебя что?
— Мам, прекрати. Это лучше, чем унижаться перед… в общем, неважно. Я не хочу погружаться в прошлое.
— Ладно, милая. Я надеюсь, что однажды наступит момент и ты будешь действительно счастлива.
— Мам, может чаю попьем? И я немного проголодалась.
— Конечно.
Я видела, что с мамой что‐то не так, и понимала, что ей этот разговор дастся не легко. Но кажется, мне будет не легче. Не нравилось мне ее состояние, да и внешний вид… здесь что‐то серьезное. И меня это начало волновать.
Мама быстро подогрела обед, я приготовила для нас чай и, когда мы уселись за стол, я поняла, что мне кусок в горло не лезет. Мамина просьба поскорее прилететь домой не давала мне покоя. Я отставила тарелку и серьезным взглядом посмотрела на маму. Она, кажется, поняла, о чем я думаю.
— Ты бы хоть поела.
— Мам, скажи сразу, что произошло? Я же волнуюсь. Есть не смогу, сама знаешь.
Она опустила глаза и, вздохнув, прикусила губу. Ей было не просто, я это видела и не торопила ее с ответом. Но я прекрасно понимала, что меня ждет ужасная новость. Ужасная, во всем своем проявлении.
Я не выдержала, поднялась из‐за стола и, отыскав свою сумку, достала пачку сигарет. Включила вытяжку и прикурила. Меня начло накрывать волнением, и я выдыхала дым дрожащими губами.
То, что я сейчас услышу, мне не понравится.
— Мам… скажи как есть. Я же вижу, что… что тебе плохо.
— Варь, я… — мама замолчала, а я прикрыла глаза, чувствуя, как в грудной клетке образовывается ком и становится трудно дышать. Я знала, что она сейчас скажет, и это причиняло невыносимую боль. — Я смертельно больна, — наконец‐то произнесла она, а я резко зажмурилась, получив словно удар в грудь. Так больно. — Я не знаю, сколько мне осталось, Варь.
— Не говори так! — произнесла дрожащим от слез голосом, резко поворачиваясь к ней. — Не говори.
Я бросила окурок в раковину и, посмотрев на маму, медленно покачала головой.
