Дочери Дагестана - страница 22

– Вы все одинакового роста, все одинаково рыжие и одинаково бессовестные! Убирайтесь вон отсюда, маймуны!

Он был так разгневан, что раньше четверки сам выбежал из канцелярии.

Махмуд отправился в Кахабросо, а трое его товарищей вернулись в Ашильту.

Слух о происшедшем событии с быстротой молнии распространился в горах. К Хаджи-Мурату зачастили люди: «Расскажи, какая красота у Муи, с кем из наших девушек и женщин можно сравнить ее?».

– Сравнивать не берусь, боюсь, обижу ашильтинок, – отвечал Хаджи-Мурат, – но и Муи мне показалась самой обыкновенной горянкой, особой красоты я что-то в ней не увидел. Впрочем, Махмуд на нее смотрел не моими глазами… Для него она необыкновенная.

Муи умерла. Но подрастал в Бетле ее сын Гасан. Говорят, ребенку полюбилась одна из песен Махмуда.

Сосед-старик растолковал Гасану, что песня в свое время адресовалась его матери. Это очень опечалило мальчика, и он сказал: «Эх, если бы не умерла мама, а Махмуд не погиб, то я отвел бы ее за руку к нему и попросил: «Будьте вместе!».

…Много, много лет назад в пути из Унцукуля в Кахабросо меня и моих юных друзей сопровождал проливной дождь. Было холодно, хотя на дворе стоял июль.

Памятник Махмуду в Унцукуле. Автор – Хасбулат Аскар-Сарыджа

Часа два пути, и мы у разрушенного, заброшенного аула Бетль. Стены домов без крыш, некоторые сакли совсем развалились, и на их месте лежат лишь груды камней. Заброшенный уголок.

Здесь, в Бетле, много лет назад жила и умерла любовь Махмуда – красавица Муи. В ауле ничего не осталось, что напоминало бы о них.

Время превращает в пыль даже гранит, но оно бессильно перед памятью. Имена Махмуда и Муи не забыты. Люди помнят о них и из поколения в поколение передают суровую повесть о трагической любви кахабросинца к бетлинке.

…23 ноября 1851 года Хаджи-Мурат перешел на сторону русских. Его жена Сану, мать Залму, два мальчика и четыре девочки остались в ауле Цельмес, приютившемся под стенами Хунзахского плато.

Даниель-султан – наиб Харахинский, узнав об измене Хаджи-Мурата, велел посадить в яму семью беглеца. Выполняя это приказание, мюриды сначала разграбили дом, а затем подожгли его. Люди Даниель-султана устроили возле горящего здания дикую оргию.

При этом, говорят, произошел такой эпизод: во время обыска Сану успела передать соседке мешочек с кольцами, браслетами и небольшим количеством денег, но сделала это так неловко, что действия женщин были замечены мюридами. Они отобрали драгоценности, повалили посредницу на землю, обнажили ей грудь и насыпали горящие угли на голое тело. Жена Хаджи-Мурата увидела это, вырвалась из рук мюридов, сбросила угли и, подняв на ноги перепуганную женщину, отправила ее домой.

Хаджи-Мурат

Когда семью Хаджи-Мурата вели в яму, каждый сопротивлялся, как мог, но больше всех – одиннадцатилетний Гулла, прозванный Хаджи-Муратом «пулей». Увидев, что мюриды толкают бабушку Залму, мальчик схватился за рукоятку маленького кинжала, висевшего на поясе. Ему тут же скрутили руки. Тогда Гулла стал кусаться и бить мюридов ногами. Озверев, те повалили мальчика на землю, избили его и бросили в яму.

В темницу, где сидели бабушка Залму, жена Хаджи-Мурата Сану, сыновья Гулла и Абдул-Кадыр и дочери Баху, Бахтике, Семисхан и Кихилай, один раз в сутки приносили по чашке воды и горсть сухих кукурузных галушек.

Тяжелее всех пришлось Сану. Через 3 месяца в той же яме она родила мальчика. Пеленать ребенка было нечем. Женщины своими телами согревали младенца, которого в честь отца назвали Хаджи-Муратом. Иногда бабушке и Гулле разрешали выходить за пищей, но рассказывают, что мальчика при этом каждый раз избивали. Не возвратиться Гулла не мог: два брата и четыре сестры ждали его.