– Уго, послушайте. Вам нужно выспаться, – сказала она, глядя в его воспаленные, покрасневшие глаза.
– Мы с Мари управимся вдвоем. Иди домой.
– Я хочу остаться.
Оба замолчали. Молчание было долгим и тягостным. Элен колебалась. Ей по-прежнему хотелось остаться, хотя интуитивно она чувствовала: Уго сказал ей не все. Когда он заговорил снова, его голос звучал предельно серьезно. Она не помнила, чтобы он говорил таким голосом.
– Элен, если я не спасу капитана, они казнят Мари. Я должен заниматься этим один.
Элен тихо вскрикнула:
– Тем более… я должна остаться. Разве не так?
– Нет. Я все сказал.
Она бы охотно осталась ему помогать, но усталость беспокойного дня взяла свое. Когда Уго практически вытолкал ее за дверь, Элен сдалась и пошла домой, ощущая боль в груди и тяжесть на сердце.
Через полчаса Элен была уже дома. Поднявшись на чердак, она уселась по-турецки рядом с Джеком. Со слезами на глазах она рассказала англичанину о ситуации в клинике и о том, что грозит Уго, если он не сумеет спасти жизнь капитана.
– Вам нужно чем-то отвлечься от тягостных мыслей, – сказал Джек.
– Не знаю чем. Сейчас я могу думать только об Уго и о Мари. Мне делается дурно при мысли, что с ними будет. – Она стиснула зубы и сжала кулаки. – Ну почему Элиза и Виктор никогда не думают о последствиях?
Она чувствовала, с каким вниманием Джек смотрит на нее, и вновь ощутила некую искру, проскочившую между ними. Как это назвать? Состраданием? Сопереживанием? Непроизнесенные слова рвались, но не могли прорваться наружу. Джек не отводил глаз, подмечал все в ее состоянии, и под его пристальным взглядом защитные барьеры, возведенные Элен, зашатались.
– Элен, это война, – наконец сказал он и отставил масляную лампу, мешавшую ему подвинуться.
– Я тревожусь не только за сестру. Меня пугают ответные карательные меры немцев.
Теперь лицо Джека скрывалось в сумраке. Элен было не угадать, о чем он думает, и это ее смущало. Она видела лишь блеск его глаз и не знала, видны ли ему ее глаза и лицо.
– Так будет лучше, – сказала она, переставив лампу на ящик.
– Чем я могу вам помочь? – спросил Джек.
– Не знаю. Хочется сохранить присутствие духа, но иногда… – Не договорив, она покачала головой.
– Знаю.
– Эти нескончаемые опасности. Я жажду нормальной жизни. Я так тревожусь за безопасность дорогих мне людей, что ощущаю физическую боль. Вот здесь. – Она прижала ладонь к груди, глотнула воздуха и протяжно вздохнула. – И настроение у меня совсем паршивое.
– Ничего удивительного, если сознавать, какая опасность нависла над врачом и его женой. Они же ваши друзья.
Элен закусила губу, удерживая слезы. Ей не хотелось расплакаться перед Джеком.
– Уго я обязана всем, – сказала она, чувствуя, как слова застревают в горле. – И Мари тоже.
– В любом случае, когда мы не знаем, что принесет завтрашний день, невольно ощущаешь собственное бессилие.
– Но вы-то не чувствуете себя бессильным.
– Еще как чувствую, – усмехнулся Джек. – И сражаюсь с этим ощущением.
– Как?
Джек прищурился и ненадолго погрузился в раздумье, после чего вдруг улыбнулся и спросил:
– У вас найдется колода карт?
– Конечно. Сейчас принесу.
Когда Элен разыскала карты и принесла на чердак, Джек успел разложить свою колоду.
– Игра называется «Вертикальный взлет», – сказал он. – Она имитирует воздушное сражение. Вам нужно атаковать самолет противника.
Элен старалась изо всех сил, но ее умение играть в карты оставляло желать лучшего. Несмотря на постоянные подсказки Джека, она теряла самолет за самолетом.
