Она стискивает куртку в складки, – костяшки пальцев белеют от напряжения. Дорога размывается в чёрную пелену, и изображать беспечность становится всё труднее.
Автобус подъезжает прямиком к театру и останавливается, невольно прекратив этим сладкую пытку.
Мужчина ускользает, поднимается и подаёт ей руку. Она берётся за скользкие пальцы и шагает за ним, закинув куртку на плечо и не оборачиваясь. Позади истошно звенит тишина.
В коридоре с грохотом пушки хлопает дверь, и Грета подпрыгивает на месте. Чёрт. Зачиталась. Снаружи слышатся неуклюжие шаги и пыхтение, – это хромает тётушка. Грета быстро кладёт тетрадь обратно в тумбочку – ровнёхонько, как и было.
Бесшумно закрывает ящик.
Когда тётушка, толкнув массивным бедром возмущённо скрипнувшую тележку, появляется в проёме двери, Грета деловито прыскает на зеркало очистителем, – тот стекает струйками вниз, – и трёт его тряпкой. Тётка, громко отдуваясь, несколько секунд любуется процессом, а затем говорит:
– Хорош, а то дыру протрёшь. Что тут мыть-то? Пошли чай пить.
Я влюбилась – так, как мы обычно засыпаем: медленно, а потом вдруг сразу (Джон Грин).
Красное, словно мак, изумительно красивое платье они купили днём раньше, в компанию к кроссовкам, – демисезонки грозились вот-вот развалиться, а выбор новой обуви для Сони всегда был мучителен. Её чувствительным ступням не подходило решительно ничего: часами она ходила по магазинам, мерила, плакала и под конец сдавалась, беря самое удобное из всего ассортимента неудобного. И оно или жало, или хлябало, неизменно натирая кровавые мозоли.
Супермаркет располагался возле дома. Зайдя внутрь и заранее расстроившись, Соня с обувной ложечкой наперевес обречённо уселась на тахту, а мужчина, походив по рядам, выбрал три пары обуви, которые и принёс.
Она померила их все, и все три подошли идеально. Удивлённо хлопая ресницами, она топталась перед напольным зеркалом и растерянно твердила:
– Здесь что, вся обувь удобная?
Он только посмеивался, наслаждаясь её реакцией. В итоге они взяли кроссовки, которые Соня сразу же и надела.
Она шла по проходу, пританцовывая от лёгкости, ощущая небывалую радость ещё и от того, что её любимый мужчина, который, как он сам признался, никогда ещё никому ничего не покупал, подарил ей такое чудо – истинное наслаждение для её проблемных ног.
Улыбка переросла в заливистый смех, и, пока они шли по магазину, она, кружась и подпрыгивая, излучала чистейшее счастье, переживая самые сладкие иллюзии из возможных. А у витрины будто врезалась в стену, увидев алое, надетое на безликий манекен платье.
– Ой, с-смотри, к-какое! – от волнения заикается Соня.
– Пойдёмте, посмотрим, – мужчина жестом приглашает её войти, пропускает вперёд.
Суетливыми пальцами она бежит по вешалкам, перебирая их, словно костяшки на бухгалтерских счётах – те звякают, поддаются, – и быстро находит такое же платье интенсивно-кровавого цвета.
Прижав его к груди, она летит в примерочную. Плотно задёргивает шторку. Мужчина остаётся снаружи. Скинув васильковое платье и повесив его на крючок, Соня какое-то время созерцает свою фигурку в большом зеркале, – белый кружевной лифчик удачно подчёркивает маленькую упругую грудь, и это всё, что есть на ней из белья.
На щеках вспыхивает румянец, ведь здесь есть оно, зеркало.
Тело жаждет проникновения, горит, так что она воровато выглядывает, озирается по сторонам – никого – и говорит:
