Семнадцатый номер превращается для Греты в библиотеку, где в нижнем ящике тумбочки лежит одна-единственная книга – пухлый, несмотря на выдранные страницы, Сонин дневник. Быстро прибравшись у соседей и оставив тележку в коридоре, Грета торопливо бежит читать. Записей всё прибавляется, и остаётся всего с десяток чистых страниц, хотя под конец, как она нетерпеливо заглянула однажды, речь идёт исключительно о персиках и о море. Подумаешь, море! То, что в начале – куда интереснее!
И она, прихватив с собой тряпку и очиститель для зеркала, воровато оглядевшись, стучится в дверь, открывает её ключом, прокрадывается в номер, извлекает тетрадь и с нездоровым интересом читает дальше, присев на край идеально заправленной кровати.
«Семь шрамов. Он оставил мне. Семь. Шрамов», – написано далее сильно изменившимся почерком.
За домом начинается лес и вырубка с ровными насаждениями сосен. Солнечный день. Дивными розовыми соцветиями пылают метёлки высоченного иван-чая, опыляемые трудолюбивыми пчёлами и шмелями. Мужчина набирает полную ладонь земляники. Сосредоточенно кормит Соню, – она берёт тёплые ягоды губами, целует шершавую кожу на его руке с глубокой, будто врезанной линией жизни; блаженно жмурится.
И потом радостно прыгает туда-сюда через грязную колею – с одного подсохшего края на другой.
– Леди, Вы можете идти спокойно? – морщится мужчина.
– А что? – беззаботно кричит она. – Я веду себя как дура? – и тут же осекается: – Ой…
– Что ж, – в некоторой степени задумчивости произносит мужчина. – Сегодня будем выбивать из Вас дурь, леди.
Он достаёт из кармана нож-выкидуху – вечный спутник, сопровождающий его при выходе из дома, – со щелчком открывает и в одно движение срезает с ближайшей берёзы толстую нижнюю ветку. Быстро очищает её от мелких веточек, листьев и почек… Соскабливает заусенцы. Как ни в чём не бывало шагает дальше.
Соня догоняет его.
– Что это? – настороженно спрашивает она, едва сдерживаясь, чтобы не выхватить ветку – тянется и тут же одёргивает себя.
– Сделаю, как Вы просили.
И он так рассекает веткой воздух, что тот мучительно взвизгивает.
– Ты что! Не надо! Я не просила! – нервно смеётся Соня. – Я пошутила!
– Шуток не существует, – отвечает мужчина сурово, складывая нож и убирая его в карман.
Солнце ныряет за чёрную тучу, надрывно вскаркивают вороны, и день становится вмиг зловещим.
– Дай сюда! – вскрикивает Соня, хихикнув.
Она хватается за ветку, – кора тонкая, гладкая, – и тянет её к себе. Мужчина, усилив хватку, поднимает глаза. Глубокие, немигающие и такие серьёзные они в одно мгновение делают серьёзной и Соню: улыбка сползает её с лица обмякшей декорацией, сменившись выражением отчаяния и тревоги.
Ветка, обжигая, выскальзывает из пальцев.
– Да нет же, нет… Говорю, я пошутила… Я случайно… Оно само как-то так получилось, – сипит Соня, но мужчина, никак не комментируя то, что речь опять идёт про «шутки, которых не существует», хлёстко обрушивает очередной удар на траву, растущую на обочине. Подкошенный мятлик складывается пополам.
Пришибленной собакой Соня плетётся позади.
Они возвращаются к дому и по пути заходят в магазин. В овощном отделе мужчина берёт кабачок с морковкой, мягкие авокадо, – предварительно перещупав их, – кладёт это всё в корзину. Он спокоен и ужасающе молчалив. В молочном выбирает сырки. Долго стоит у стеллажа с дорогущим кофе, вдыхая запах. Соня следует тенью, затравленно пялясь на ветку, зловещий кончик которой торчит из корзины сбоку. Колени мелко трясутся.
