Но один пунктик у ученого есть – если он видит непрофессионализм, пыль, небрежность в работе, он немедленно бледнеет (от возмущения краснеют только скулы), и начинает громко отчитывать нерадивый персонал, не стесняясь в выражениях. Клянусь, первое время я даже записывал! Только он, зараза очкастая, заметил, и с тех пор исключительно вежлив, а жалко, такие перлы пропали.
Распахнув дверь в лабораторию, я поприветствовал научный состав Корпуса первопроходцев и вломился к Тайвину в кабинет. Тот, чрезвычайно чем-то занятый, не поднимая головы от микросхемы, над которой он сосредоточенно колдовал с микроплазменным паяльником, раздраженно посоветовал:
– Дверь прикройте, желательно с той стороны.
Я не стал обижаться и радостно сообщил:
– Тайвин! У меня к вам дело на миллион!
– А, это вы… на миллион чего?
– А какой валютный год сейчас?
– Вроде был долларовый… – ученый пребывал в некоторой растерянности.
Валютные года на Земле распределились между десяткой крупнейших мегалополисов, и их смена базировалась на мне непонятных экономических механизмах, поэтому четкой регламентации, когда одна валюта сменит другую, не существовало, и в колониях регулярно путались и принимали любой вид электронных платежей с незначительными колебаниями в курсе конвертации.
– Значит, на миллион баксов! – я был весел и жизнерадостен, чем, очевидно, Тайвина невероятно раздражал. Но сделать ни он, ни я с моим лучезарным настроением ничего не могли, поэтому я милостиво спускал колкости с его стороны на тормозах, а он особо не усердствовал. – Короче. Что вы знаете про дихлофос?
– Дихлофос? – ученый удивился настолько, что соизволил на меня посмотреть. – Инсектицид такой… фосфорорганический, кажется. Его давно уже не используют. А что?
– А то, – внутренне предвкушая реакцию, оповестил я, – что дихлофос на ура справился с вашим нанопротекторным куполом.
И я продемонстрировал запись выезда на вызов. Взбешенный Тайвин, меняясь в лице, под конец фрагмента чуть ли не шипел сквозь зубы.
– Это ж надо было догадаться! Честер, вам никогда не казалось, что вокруг одни идиоты, и я в том числе?
– Нет, – застенчиво ответил я. – Мне не хочется ни вас, ни себя упрекать в идиотизме, ни наших подчиненных, ни колонистов. Откуда вам или им было знать, что вещество, не производящееся уже сколько там десятилетий, вдруг окажется потенциально опасным для защитного купола?
– Я должен был хотя бы подумать! – на ученого жалко было смотреть, он готов был себя сгрызть за допущенную ошибку. – Хотя… я конструировал основной узел производства нанитов на электротонической основе, а дихлофос всего лишь блокирует нормальную работу ацетилхолинэстеразы, это никак… Стоп. А вы мне само средство не привезли?
– Конечно, привез. – Я выложил перед ним на стол яркий аэрозольный баллончик, слегка подъеденный ржавчиной. Тайвин тут же схватил упаковку и принялся, сосредоточенно нахмурившись, вчитываться в состав.
– Пиретрины, – удовлетворенно кивнул он. – Так я и думал. Блокируют передачу электроимпульса. Это уже проще. Вот подлость, потребителям нравится звонкое словечко, а производителям и плевать, фосфорный там инсектицид, на основе хлора или циклопропановые эфиры, как тут, покупают-то все равно дихлофос. Не возражаете, если я займусь работой?
– Нет, если вы мне подпишете акт о списании штрафов в счет гранта по испытаниям безопасности купола.
