Докучаев - страница 2

План в голове внезапно кардинально начал меняться, конструкция дальнейших действий прорисовалась за мгновение. Но тут он или пан или пропал. Если не удастся и возьмут в плен, то лучше пусть штабные, там хоть и красные, но офицеры, и даже бывшие царские. Дерзкий и авантюрный новый план включал попытку захвата врасплох, покушения на самое сердце стального Карла Маркса. Логика интуитивна, проста и смертельно опасна, по горячим следам того чудика, только что выпавшего из-под вагона, немедленно «вернуться» и попытаться стать непрошеным гостем. Докучаев, долго не раздумывая пополз и притаился за сухой травой. Осмотрелся по сторонам – никого. Сердце билось в груди, сотрясая ослабленное тело. Он вскочил, снял винтовку и побежал. Вагон приближался очень быстро, несколькими бросками он пересек заснеженный кювет и припал на насыпь к колёсам. По сторонам по-прежнему никого не было. Шансы оставались. Он осторожно заглянул под вагон на ту сторону, там левее похоже станция, виден только край изгороди, и откуда-то доносится гармонь. Почему-то до этого он её не слышал. Гудок поезда раздался неожиданно, намекая, что пора действовать. Он ползком рванул под забитое снежной пылью днище вагона. Тут рессоры, стальные пластины на огромных болтах и гайках, трубки и кованые рамы, пахнет горелой смазкой, лесенка железная в три ступеньки вела наверх к полу, над ней видны контуры большого прямоугольного люка, пролезть через который можно без проблем даже с оружием. Люк тот без петель, без ручки, оклепан сталью, там, где щели видна наледь, она чуть отвалилась и подтаяла. Только что этот люк отворялся.

Он огляделся и присел на колени, сжался как пружина стальная, винтовку держа, ни штыка, ни патронов, всё равно уже. Ей можно и так убить кого хочешь, хоть стволом хоть прикладом. Здесь внезапность важна, неразбериха. Одна попытка у него. Штабной вагон, бронированный красный поезд, самоубийство, в голове мелькнуло. Возможно. Но в лесу третьи сутки тоже самоубийство. Тот же исход. И что там, на станции ещё не известно, могут и вовсе не подпустить, если часовые толковые и пулемёт. Если даже ночью ползти, то обычно костры по периметру жгут и ими всё освещают. Всё, хватит, решено. Что бы сделал этот «кавалер», если бы вернулся, вот так сразу, назад, может чего забыл? Как бы он поступил? Так скрытно, странно себя вёл, оглядывался. Не известно, так всё не определенно. Что бы он сделал-то…?

Докучаев поднял руку, сжатую в кулак и трижды постучал по люку. Что-то послышалось, внутри…

Дверца дёрнулась, посыпались снежинки, распахнулась. Ворвавшийся внутрь морозный пар облаком заслонил на секунду видимость. Вскочил Докучаев по лесенке, ухватился за что-то, держа винтовку. Не думая, подтянулся, вскочил, усевшись на скользкий пол, навёл оружие на того, кто открыл ему, огляделся по сторонам, молниеносно, никого за спиной.

Снега натащил, встаёт осторожно, скользит по паркету. Крошится с него лёд в тепле, падает и сразу тает. Откинул назад капюшон, держа на мушке неприятеля. Огляделся украдкой.

– Руки…! Кто ещё в вагоне? – прохрипел Докучаев, и раскашлялся.

– Никого.

– Подойди… Кхм-мм… Медленно только.

Держа руки на уровне шеи, она, испуганная, сделала два шажка в его сторону.

– Хорошо…, стой. Медленно опусти руки и тихо закрой люк.

Она подчинилась.

– Руки подними. Ты кто такая?

– Я?

– Да.

На лице её была и растерянность, она не знала что ответить.