Докучаев - страница 7
Подозревая, что Краскома опять ночью посетил некто, о ком разглашать пока ни никому до подходящей поры не следует, и потому проснуться она не в состоянии, Водолазов в задумчивости раскурил трубку стоя на одной из платформ, опершись на лафет пушки, как раз в тот момент как поезд плавно набирал ход. Медленно поплыл мимо березовый строй, выпрямившийся на снежной пелене. Уверенно нарастала скорость. А постойте-ка! Подскочил к ограждению Водолазов. А это ещё что? Чьи это следы из леса? Вприпрыжку будто кто-то проскочил напрямую, оттуда-сюда, видно ведь направление… Уплывает след…, по нужде, что ли кто бегал? Странно. А на станции то сортир, на что?
– Только давайте без фокусов Нина Дмитриевна.
– Да какие уж тут фокусы, – отвечала она, стоя за китайской ширмой, облачаясь в командирский китель, – тон её очевидно немного сдобрился, видимо хорошие новости ей принес телефонный звонок, от чего мысли Душевской переключились на что-то другое возможно более весомое, нежели заскочивший с улицы измотанный белый офицер с берданкой.
Докучаев это почувствовал, решив, что эта «лиса» явно обдумывает какой-то хитрый план на его счёт, возможно выжидает. Облачась в форму, она подошла очень близко к зеркалу и стала разглядывать лицо.
– После того как Вы прошерстили мой вагон сверху донизу? – продолжила она, не отрываясь от зеркала, – Вы на что надеетесь, вот я не могу понять? Мои хлопцы скоро почуют неладное, и тогда…, поминай, как звали. У нас и не такое бывало. Подумайте, офицер. Сдадитесь? Я за Вас словцо замолвлю, обещаю, скажу, что пока держал в плену, членовредительства не наносил. Имуществу, кроме пояса шелкового, порчи не чинил. Зачтется Вам, уж я-то знаю.
– Ещё не вечер Нина Дмитриевна. Я про членовредительство…
Она взглянула на него, и тут же продолжила у зеркала красить брови и ресницы маленькой косметической кисточкой, приговаривая:
– Да…а? Ну до вечера-то…, время есть. А точней до шести. Ноль-ноль. Вот считайте, почти четыре часа у Вас имеется в запасе, чтобы подумать хорошенько. А там… придет товарищ Поддымников… Семён Михалыч, с ним встреча… неминуема…, сами понимаете…, распорядок. И тогда…, ох…, даже думать не хочется. Жалко Вас, вроде молодой, не глупый. Далась Вам эта война…, бежали бы, как все.
– Хорошо я подумаю. Вы кончили? Я просил бы Вас вернуться.
– Вернуться, так вернуться… – она отошла от трюмо и щёлкнула выключателем канделябра, светильник за ширмой погас. Перед Докучаевым предстала Краском Душевская в превосходном обмундировании: темно зелёные новые китель и галифе, начищенные до блеска хромовые сапоги, портупея, медали, орден Красного Знамени. Ей не хватало только шашки и маузера, реквизированных Докучаевым.
– Кажется, Вы мне чаю хотели предложить Вашего, Нина Дмитриевна? Вам очень идет форма.
– Я Вам не дама для комплиментов. Лучше «Маузер» верните, в дополнение к моей форме, – она уверенно зашагала к самовару, и стала искать в буфете посуду, – Вы, кстати, что там пьете у себя, никак водку? Со станции, небось, купили? Ох, не советовала бы. Та ещё отрава, у меня как-то раз вся вахта траванулась, паскудники мать их…
– Коньяк Нина Дмитриевна, «Шустовъ», хороший, не беспокойтесь. Желаете? – он было потянулся к шинели за фляжкой.
– Нет, благодарю. Предпочитаю сегодня только чай.
Он продолжал сидеть на стуле спиной к столу, не сводя с неё глаз, держал пистолет наготове, – не трудитесь искать…, «Браунинга» там нет.