Докучаев - страница 6

– Тогда я Вас развяжу. Но предупреждаю. Мне терять нечего…

– Вы не только развяжете, но и отдадите моё оружие, и тогда Ваша судьба, может быть, сложится более ли менее удачно!

Он взял со стены саблю и со звоном профессионально обнажил клинок, приближаясь к Душевской. Она замерла глядя на него. Ловким движением снизу-вверх, пояс, стягивающий ей руки, был разрезан на две части, которые повалились на пол, тут же зазвонил телефон.

– Зачем же мои вещи портить? Пистолет дайте…

Телефон продолжал громко звенеть как ошалевший.

Докучаев убрал саблю в шкаф, и запер его на ключик, который спрятал в карман галифе, уселся на диван из потрескавшейся коричневой кожи, закинув ногу на ногу и снова закурил, держа ее на прицеле, смотрел ей в глаза абсолютно равнодушно:

– Вам звонят.

Она стояла между ним и гремящим телефонным аппаратом и, протянув к нему руку, требовала:

– Моё оружие штабс-капитан! – громко повторяла она, – Вам несдобровать!..

Не получив желаемого, она бросилась к телефону, полы не по размеру длинного халата волоклись за ней по скользкому полу. Её немного тучное телосложение делало резкие движения ещё и забавными. Он наконец-то согрелся, и тело начало расслабляться в тепле вагона. Мысли в голове будто оттаяли. Докучаев, пользуясь моментом, достал свою фляжку и сделал глоток коньяку, от которого стало ещё теплей и спокойней в этом уютном пространстве.

– Душевская…! Да…а! Чего ты разорался!? Всё осмотри, если чего не досчитаетесь, лично буду с каждым счеты вести! Всё, отправляемся! Приказываю! И… это Антоныч …! – она перевела взгляд на пол в сторону Докучаева, – Меня скажи, чтоб никто не тревожил пока до вечера хотя бы…, да… вообще никто… Я работаю. Всё…, давай.

Через секунды поезд мягко тронулся и начал бодро разгоняться, проносясь мимо заснеженных брошенных полей, промерзших за суровую зиму лесов, печных дымящихся труб станций, погоревших и ещё живых хуторов. Андрей, провалившись в объятия мягкого дивана и прикрыв глаза, расслабился и почувствовал, как тонны движущихся под ним стальных механизмов и брони уверенно и навсегда с неистовой силой уносят его из этого заколдованного, гиблого места, бесконечных пустых болот, голода, боли и отчаянья. И от такого неожиданного контраста случившегося в этот день, непредсказуемого теперь поворота событий и вовсе становилось легко и безмятежно.

– Хорошо. Пока будь, по-Вашему. Я бы все-таки хотела одеться, если Вы не возражаете, как Вас… Андрей…?

– Силантьевич. Да, конечно.

Он принялся за самовар, стараясь не упускать её из виду, пока Душевская облачалась в свою военную форму, стоя за ширмой.

Пока поезд трогался, бойцы, кто ещё не успел вскочить, цеплялись за руки своих товарищей и на ходу влезали в вагоны, громыхая дверцами и люками. На погрузку боекомплекта, дров и провизии всегда запланировано определенное время. Сегодня к обеду еле управились. Дополнительно пришлось товарищу Водолазову, коменданту боевой части бронепоезда № 307 «тов. К. Маркс» привычно лёгкой рысцой порхать из вагона в вагон мимо табачного смрада, то усталых, то спящих с вахты бойцов, спеша прямиком к начальнику поезда тов. Душевской Н.Д. Но на дверной звонок, приклепанный слева у стальной двери, ведущей в её вагон никто не отворял. Арсений Витальевич пытался прильнуть поплотней ухом к ней, дабы прислушаться, что там внутри происходит, но спустя мгновенье засовестился. Поправил кожаную фуражку и двинулся в обратном направлении к аппарату, чтобы телефонировать Душевской, раз она так занята, что не в состоянии его принять.