Я показала поворот и медленно стала тормозить.
— Ба! Просыпайся! — остановила машину, отстегнула ремень безопасности. Я знала, что она не спит. Догадалась! Поэтому вылетела из машины и открыла заднюю дверь. Бабушка была бледна. С другой стороны на заднее сидение забрался Санчес. Он взял своей большой ладонью тонкое старческое запястье моей бабушки и прослушал пульс. А я смотрела на синие губы бабули и понимала, что «минус один». В очередной раз.
***
Помню, как шутил мамин лечащий врач: «Лучше утка и кроватка, чем крест и оградка». Тогда мама ещё не знала, что у неё рак, и смеялась от души. А я с ужасом смотрела на весельчака и не понимала, как с такими вещами можно шутить. С тех самых пор я считаю, что у медиков сердце гранитное и души нет.
Врач в поселковой больнице улыбался приветливо, хотя пациент мёртв. Весело так пообещал, что завтра можно похоронить, и отпустил шуточку, что там, на кладбище, тихо и коллектив спокойный. На Зареченском кладбище. Там, кстати, мой дедушка лежит, жену дождался. Только вот ценник меня напугал, и, ковыряясь в своём рюкзаке, я вся поникла. У меня с собой только на бензин и пару бич-пакетов.
— Не расстраивайся, — прошептал мне Санчес и увёл в сторону придурковатого лысого дядьку в белом халате. Во время разговора улыбка врача становилась шире, он часто кивал головой, во всём с Александром соглашаясь.
В больнице было холодно, мрачно и темно. Экономили электричество, а окна старинного здания были устроены так, что не везде хватало света. Пахло хлоркой и подгоревшим молоком. Бабушка лежала где-то в холодной комнате, с ней я попрощаюсь завтра. Орали санитарки, проходили больные старухи, внимательно рассматривая моего спутника. Александр уже разговаривал по предложенному ему телефону. Быстро говорил и тихо, что даже врач, навостривший уши, мало что понял. Затем на телефон прилетело сообщение, и медик пришёл в полный восторг. Я так поняла, деньги были присланы через его банковскую карточку.
— У меня наличные есть, — сказал врач.
— Хорошо, — кивнул сатир, и в этот момент его голос был серьёзным, с хрипом. Сразу видно, человеку не впервой договариваться. — Нам надо где-то переночевать.
— У нас, — тут же выпалил врач, боясь упустить очередную выгоду. — Есть отличная комната в левом крыле для гостей. Даже можно поужинать, я распоряжусь.
— Договорились, — удовлетворился Санчес.
— И по поводу похорон не беспокойтесь, всё входит в сумму, даже венок и цветы, — врач, пока Александр не передумал, махнул рукой. — Вера! Проводи людей в гостевую комнату!
Вера — полная бабища с чересчур ярким макияжем. Белый халат на её пышной фигуре уже не застёгивался на все пуговицы, только на одну под огромной грудью. Как бабочка в сто килограмм подлетела к представительному Александру. Да-да, в резиновых сапогах, охотничьих штанах и старом свитере он всё равно выглядел представительно, импозантно и сильно нравился женщинам всех возрастов. От меня восемнадцатилетней до Веры, которой лет сорок, если не пятьдесят.
— Милечка, — позвал меня Александр и протянул руку.
Вера внимательно меня рассмотрела. И вдруг широко улыбнулась ярко-накрашенными бесформенными губами. Наверняка она подумала, что я дочь или племянница, ведь уже приметила, что у сатира кольца на пальце нет. Повеселела женщина. Облом.
