– Поздравляю, милая! – поцеловал её. – Чего изволите на праздничный завтрак, несравненная моя?
– На ваше усмотрение, дорогой…
Виктором всё было продумано заранее – от застолья до поздравительных стихов и песен под баянный аккомпанемент сына. Как нельзя лучше получилось, по-семейному тепло, искренне.
– Спасибо тебе, Вить, за сегодняшний праздник, – поблагодарила Валентина мужа. – Маме очень понравилось. Давненько не видела её такой весёлой.
– И к балалайке, смотрю, потянулась. Послушнее стала рука.
– Да, заметно прибавила она в последнее время. Ходить, не держась за стены, пробует.
– Если так пойдёт, к лету можно её и в деревню отвезти.
– Какое там к лету! На Пасху домой собирается.
– Не рановато ли. В этом году Пасха ранняя, в середине апреля. До неё месяц, считай, остался.
– Не остановить её…
– Что ж, отвезём к Пасхе. К тому времени, бог даст, ещё окрепнет.
– Отблагодарить надо бы Боженьку за помощь, икону в красный угол поставить.
– С иконой спешить не будем, – решительно возразил Виктор. – Мы ведь, при всём уважении к Всевышнему, всё же люди светские. Не поймёт нас окружение. Тем более партийное начальство. А вот в церковь сходим, свечки Ему поставить… Всё больше верю, что без Него бы и мой дохлый тепловоз не сдался в феврале, и с Кренделевым отношения не наладились…
О многом из последних заводских событий поведал Виктор жене, чего раньше не случалось. Естественно, не сказал только о Марине, после церковного обращения к Всевышнему переставшей наконец-то при встречах и по производственным вопросам на совещаниях тревожить его своей красотой.
30
Недолго держались мартовские холода. Со второй половины месяца резко потеплело.
Всё больше стояла Дарья Григорьевна у окна, наблюдая за весенней, с каждым днём скудеющей снегом улицей. В последнюю субботу марта не выдержала, дождавшись зятя с работы, с ходу атаковала:
– Вишь, как снег тает. Избу талой водой вот-вот зальёт. Ехать надо!
– Не зальёт, – был готов к её наступлению Виктор. – В деревню сегодня звонил, через почту связался с Маришкиным. И с крыши сбросит он снег, и от дома откинет. Проследит, словом, за домом.
– Самой мне туда надо, – прослезилась она. – Невтерпёж уже! Сколько можно без родной избы? Ехать надо!
– Всё, всё, сдаюсь! – кверху поднял руки Виктор. – Поедем сразу же, как только половодье схлынет и грязи не станет. К майским праздникам обязательно в деревне будем.
– До Пасхи надо ехать, – настаивала Дарья Григорьевна. – Ранняя она в этом году, значит, и земля быстро просохнет, хоть редиску сажай. Зачем тянуть с отъездом, когда и сама я здоровьем подправилась, за собой ухаживать смогу.
– Не мешало бы ещё малость…
– Гляди! – не дала она ему договорить, шагнула к порогу, отодвинув запорную задвижку непослушной ранее рукой, открыла дверь и вновь захлопнула. – Видал! К Пасхе и поедем!
– Решено. К Пасхе и поедем, – опередила мужа Валентина, с улыбкой наблюдавшая за их схваткой, подняла подрагивающую руку матери. – Молодец, мама, победила! Дай же побеждённому хотя бы раздеться…
За два дня до пасхального праздника и собрались они в деревню. Утренним поездом поехали. Опять же Дарья Григорьевна настояла, доводы веские привела, отказавшись от предложенной зятем той же «Волги», на которой в город её привезли.
– По железной дороге хочу прокатиться. Может, больше и не придётся, – сказала она дочери. – Молодые годы вспомню, когда Вася мой на заработки в шахтёрский посёлок Ангрен, что под Ташкентом, ездил, меня с тобой, пятилетней, брал.
