С той крещенской ночи Виктор не был больше в Никольской церкви. Наверняка и с женой бы не пошёл туда на Сретение Господне, если б опять не Кренделев. При критической ситуации с планом смог исполняющий обязанности директора завода до минимума сократить свой запой. Через два дня, как раздал задания, включился в производственный процесс, во всё профессионально вникал, всем занятым на ремонте тепловозов «обороты» прибавил. Ярцеву лишь не помогал, мол, «сам с усам, без няньки обойдётся», не раз даже тормозил рабочие процессы по его персональному тепловозу. То мостовой кран у ярцевской бригады в самые нужные для них моменты отбирал на другой тепловоз, то саму бригаду при маневровых перестановках надолго оставлял без работы. Не выдержал Ярцев, сам на Кренделева с претензиями вышел.
– Нечего пузыри пускать, воздух портить, – с ходу заземлил тот Ярцева. – Не один ты. У всех тепловозы. Всем нужны и краны, и своевременные манёвры.
– Но у меня же одного такая дохлая машина.
– Дохлая, говоришь, – усмехнулся Кренделев. – А ты какую хотел? На живую машину и не отрывал бы тебя от запчастей. Там тоже, сам понимаешь, не всё гладко. Кстати, опытного специалиста по мехобработке нашёл. С понедельника твоё место примерит.
– Да вы, оказывается, шахматист! – стал наливаться краской Виктор. – Опять рокировку готовите? Намёк на место за воротами?
– Молодец! Хвалю за сообразительность. Но рокировку не я, сам готовить будешь, – засмеялся довольный найденным выражением Кренделев. – Справишься с дохлым, последним плановым тепловозом – и никакой рокировки.
– Точно?
– Слово даю…
С двойственным чувством уходил Виктор от Кренделева. С признанием, в который уж раз, его талантливого психологического воздействия на подчинённых и в то же время с полным непониманием причины создания им невыносимых условий для успешного ремонта включённого в февральский план дохлого тепловоза. «В чём же дело? – задал он вопрос себе. – Без пол-литра в этом не разобраться. А поскольку со спиртным, в отличие от Кренделева, я не в дружбе, придётся к Всевышнему за разъяснением обратиться».
Два дня до Сретения Господня занимался Виктор только своим тепловозом. Казалось бы, всё предусмотрел. Буквально через каждые полчаса ходил на участки смежных цехов, где комплектовались узлы и агрегаты, самолично контролировал изготовление недостающих деталей. Чтобы не зависеть от электроэнергии при частых непредвиденных манёврах, автономное сварочное устройство в тепловоз погрузил.
В пятницу, на стыке смен, собрал всех задействованных на ремонте тепловоза, распределил на круглосуточную работу в три смены, рабочими из подведомственных цехов бригады усилил. В субботу с мастерами обсудил чуть ли не почасовой график ремонта тепловоза на все дни до конца месяца, отметил:
– Дел, сами видите, позарез. Надо бы и воскресенье использовать, но не стану настаивать. Православный праздник всё же.
– Молодец, начальник, что веру свою уважаешь, – сказал один из мастеров, родственник начальника тепловозного производства Назимова, тоже Назимов. – Не переживай, все выйдем, кому можно…
Допоздна пробыл Ярцев на заводе при своём тепловозе, но до полуночи успел домой приехать и даже ванну принять, Библию перед сном просмотреть.
Чистым и в чистом Виктор наутро в церковь с женой отправился. Свечки «за упокой» и «во здравие» родных и близких они поставили, к пришедшим на праздничную службу присоединились. Ему, атеистически воспитанному, командиру производства с уже солидным партийным стажем, вначале было довольно неуютно среди крестящихся и молящихся, но вскоре и он под воздействием незримой силы окунулся в эту непривычную для себя атмосферу. Слушая священника, всматриваясь в иконы с изображением святых, он начинал приобщаться к церковному, а через церковное – к высшему: небесному, космическому. Стремился постигнуть влияние Всевышнего на земное, человеческое, в частности, на касающиеся его самого события этой зимы, показавшейся ему как никогда долгой, оценку своим действиям получить. Само собой, не забыл о своих просьбах, ради чего и явился в церковь, и впервые, обращаясь к Господу Богу, крестился и низко кланялся.
