– Хорошо, коли так. До того дожили, что скотине, не вымазавшись, к воде не подойти, – со знанием сельской жизни рассуждал Виктор. – Летние фермы от речки убрали к лесу, наскоро запрудили жидкие ручейки, снежную воду ловить собираются в овражках, чтобы водопой нормальный был… Бывало, братан мой старший Михаил приедет в деревню, в райцентре Токаревка он тогда ещё жил, сачок, из прочных ниток связанный, и болтушку деревянную в свой тарантас кинет, меня возьмёт подручным, да на Ильмень-речку за яблоневый сад махнём. Облюбует местечко, на узком протоке сачок поставит, велит мне болтушкой по камышам двигать, рыбу гнать. Несколько таких заходов – и полтарантаса улова, ешь не хочу! «Хватит, куда нам столько?» – прошу его остановиться, но разве послушается он меня, мальца, если только-только в азарт вошёл… Отловился вот… Земля ему пухом.
– Быстро его скрутило, неожиданно для всех, – сказал Марьин. – За два месяца до смерти к отцу в деревню он приезжал. Нормальный был и видом, и настроением. Кто бы мог подумать… Рак вроде?
– Рак. На Первое мая случилось. Я тогда на Смоленщине жил. После демонстрации заводские на природу ехать уговаривали. Отказался. Настроения не было. Что-то тяготило меня, хотя для кручины вроде бы никакого повода не было… Дома решили с женой потихонечку Первомай отпраздновать, у телевизора посидеть. Да не вышло. Дружок из соседнего дома к себе вытащил. Вернулись когда часов эдак в десять, звонок телефонный с почты: «Телеграмма вам. Приходили дважды, не застали. Брат умер». Дорога неблизкая, ехать срочно нужно, иначе не поспеть на похороны. Успел заскочить в последний ночной поезд и задремал крепко. Утром еле про телеграмму вспомнил. Заспал, похоже. Пока не доехал до места и не увидел в братнином дворе обтянутую красной материей крышку гроба, не верил всё…
Через шесть километров от Ромашкино дорога упёрлась в главную трассу.
Гена Марьин сбросил скорость, пропустил несколько машин и повернул влево, на Токаревку.
– Сколько лет Михаилу было? – спросил он.
– Пятьдесят два всего. Ещё жить да радоваться бы ему на родной земле, от которой его в своё время Министерство обороны оторвало. Не посчиталось с ним, гражданским по натуре, в танковое училище после окончания финансового техникума направило, затем аж в действующую армию на Дальний Восток, командиром взвода. Напрасно всё. Не желал он военной службы, добился своего. Комиссовался, на родину вернулся. Сначала в Токаревке определился районным финансистом. Затем, когда сыновья подросли, в город перебрался, что рядышком совсем, дом срубил. Престижные курсы усовершенствования окончил, заметные должности в городе занимал… – Виктор примолк, дождался проследования шумной колонны большегрузных машин, продолжил: – Толковый был, да к водке излишне потянулся. Постепенно до экономиста коопторга скатился, приёмкой продуктов от колхозов и частников ведал, где за процентами «усушки-утруски» и вовсе к спиртному пристрастился. Спохватился было, за лечение взялся, да поздно уже… Хорошо, на своей земле умер, сходить на его могилку всегда можно.
Виктор закашлялся, вздохнул:
– Раскидало же нас, Ярцевых, по белу свету. Один брат в Первоуральске, другой в Ташкенте, сестрёнку под Новосибирск занесло…
– Раньше мода такая была: из дома подальше рвануть, – высказал свою версию Марьин. – Потому и катались.
– Не только из-за моды. Семьи большие были, а достаток малый. Вот и уезжали свою жизнь устраивать. Сергей, к примеру, аж в Ташкент, за две тысячи километров махнул.
