Долгая зима - страница 9



– Сколько же вам, если не секрет?

– А какой резон мне года свои прятать? В семнадцать первенца родила. Весной из армии его ждём. Вижу, грамотный ты, сосчитаешь.

«Лет на пять моложе моей Валентины, – прикинул Виктор, позавидовал ей. – Только что операцию перенесла, а на щёчках маки полыхают вовсю. Валентине бы такое здоровьице…»

– Молодо выглядите, – сказал он.

– Мы же городскими гарями не дышим и нервов не тратим на очередях…

Их беседу прервал лечащий врач Дарьи Григорьевны – блондинка лет сорока пяти, не из красавиц, но ухоженная, от крашеных ноготков до пышно взбитой причёски.

– Вы к больной Фёдоровой? – спросила она приятным голосом.

– Да, да, Ангелина… Извините, не знаю отчества, – поднялся Виктор, представился.

– Анна Трофимовна, – сказала она так же приветливо, словно не обратила внимания на промашку, допущенную Виктором с подачи прыснувшей уборщицы.

– А вы пойдите в палату, постель больной смените, коли вызвались ухаживать, – построжала Анна Трофимовна, спровадила насмешницу, достала из кармана своего до хруста накрахмаленного коротенького белоснежного халатика сигареты в красивой упаковке, предложила Виктору.

– Спасибо, Анна Трофимовна. Не научился ещё, – отказался он, неуютно чувствующий себя за промашку. – Извините за моё ошибочное обращение.

– Ладно уж, – махнула она рукой. – От лисички этой Елены Прекрасной чего хочешь ожидать можно. Кем приходитесь больной?

– Зять.

– А жена что же? – Она закурила, с интересом глядела на Виктора.

– Не смогла приехать. Светилу столичному ей показаться надо… по беременности.

– Ясно. – Анна Трофимовна пригасила сигарету о краешек аккуратной урны, бросила в неё. Яркой помадой подправила тонкие губы. – Словом, Виктор, состояние больной тревожное. Паралич правой стороны тела и левого мозгового полушария. Повезло, не по сердцу пришёлся удар. Самое страшное, полагаю, позади. Критическое давление сбили. Вылечим. Только хороший, постоянный уход за ней нужен. Нянек у нас, к сожалению, нет. Так что продумайте эту проблему. На Лену не полагайтесь. А теперь пойдёмте к больной. Посмотрим, как воспримет она ваше появление.

Дарья Григорьевна лежала на крайней от входа койке в просторной на восемь мест палате.

– Это я, Витя, – сказал Ярцев, придвинул табуретку ближе к её изголовью, сел.

Она видела его, но глаза ничего не выражали.

– Не узнаёшь разве своего зятя? Это же я – Витя, – повторил он.

– Ясненько. Полная заторможенность, – сказала Анна Трофимовна. – Так и думала. Потребуется время для выхода больной из кризиса. Будем помогать.

Она посмотрела на свои часики, заторопилась. Протянула Виктору визитку:

– По всем вопросам только ко мне. Никакой самодеятельности. Главное для больной сейчас – уход и покой.

– А ты глянулся Ангелиночке, – сказала Лена перед уходом Виктора. – Незамужняя, между прочим.

Он хотел приструнить развязную женщину, но сдержался, поскольку за тёщей она приглядывала, спросил только:

– За что Анну Трофимовну не любите, Ангелиночкой зовёте?

– Потому что свой востренький нос всюду суёт, Ангелиночка эта, расфуфыренная и раскрашенная чисто ангелочек. И к Василь Василичу пристаёт. Наверное, и тёщу твою сюда определила, чтобы с ним чаще видеться. Мало ей, что в одном подъезде с Василь Василичем живёт.

– Ревнуете, похоже? – улыбнулся Виктор.

– Есть немного. Но я уважаю её как специалиста. Все уважают. Толковая она баба. Кандидат наук.