Напряженно прислушивавшийся к разговору биндюжник при слове «бракованная» охнул и ухватил Сашу за руку.
– Погоди! – прошептала она.
Между тем командир закончил диалог с Шамраем. Тот отправился за лошадью.
– Ну вот, – сказал конник и улыбнулся Саше. – Пиши расписку, комиссар.
Саша поблагодарила его взглядом, достала из сумки бумагу и карандаш.
– Повезло тебе, дядька, – усмехнулся командир. – Защитница такая, что не устоишь…
Возница не ответил. Вытянув шею, он смотрел туда, откуда должен был появиться Шамрай с лошадью.
Саша написала расписку, протянула ее кавалеристу.
– Стой! – вдруг горестно закричал возчик и выхватил у нее бумагу.
Саша увидела возвращавшегося с лошадью красноармейца.
– Коня у меня увели! – вопил биндюжпик. – Зараз тягал сто пудов – такой был зверюга! А это чего? Кобыла же это, прости господи!..
– По-моему, хорошая лошадь, – сказала Саша и нерешительно посмотрела на командира.
– Вполне справная, – подтвердил тот.
– Не возьму!
– Ну, вольному воля. Нету у нас другой лошади для тебя, дядька. Веди ее назад, Шамрай.
И кавалерист сделал вид, будто хочет уйти.
С воплем отчаяния биндюжник выхватил повод из рук Шамрая, с неожиданной легкостью вскочил на лошадь. Каурая с места взяла в галоп.
1
Последний луч заходящего солнца скользнул по лесной опушке, высветил легкие кроны нескольких березок и дубков.
Солнце село, и в лесу сразу сделалось сумрачно и тревожно, хотя небо на западе еще было багровым. Потом к горизонту спустилось облачко и совсем погасило день.
На опушке появились двое, мужчина и женщина, задержались у развалин древней халупы.
– Здесь, – негромко сказал Шагин, озираясь по сторонам. – Место приметное, уединенное. Верст на десять ни одного жилья. Думаю, отыщешь его, ежели возвращаться будешь… одна.
– Вместе вернемся, – резко сказала Саша. – Вдвоем будем искать.
Шагин не ответил. Отцепив от пояса плоский австрийский штык, с сомнением поглядел на блестящее лезвие.
– Лопаты не взяли, – посетовал он, с силой вонзая штык в мягкую землю.
Саша помогала – поначалу откладывала в сторону срезанные пластины дерна, потом горстями отбрасывала взрыхленную жирную землю.
Яму копали около часа.
Взошла луна, стало светлее. Закончив работу, Шагин отправился к кустам, принес тяжелый мешок. Хотел было сбросить его в яму, но передумал и опустил на дерн.
– Ты чего? – сказала Саша.
– Клади сюда и документы. Здесь сохранятся лучше, чем прямо в земле.
– Верно, и разыскать будет легче.
Саша развязала мешок. Содержимое его заблестело в мягком свете луны: мешок был набит серебром – слитками и посудой, сплющенной, смятой.
Шагин передал девушке свои документы – партийный билет и чекистский мандат.
– Карманы выверни, – сказала Саша. – Посмотри, не завалялась ли какая бумага: вдруг прорвалась подкладка? Внимательно осмотри, Андрюша.
Шагин понимающе кивнул, тщательно ощупал свой старенький суконный пиджак, брюки, промял подкладку, швы.
– Чисто, – сказал он, для верности сбросил и сильно встряхнул пиджак.
– Давай и револьвер. – Саша показала на наган, который у Шагина был заткнут за пояс.
– Я бы зарыл и его, – нерешительно проговорил Шагин. – Кто знает, как все обернется…
– Давай, – повторила Саша.
Она положила револьвер на траву, стала заворачивать в платок документы Шагина, свои собственные бумаги. Затем порылась в мешке, извлекла большой кувшин с широким горлышком и золоченой ручкой, запихала туда платок с бумагами. Кувшин занял свое место в мешке.
