Он самоуверенно улыбается, но меня этот трюк давно не цепляет.
— Чего тебе надо? — спрашиваю быстро.
— Доброе утро, любимая, — бросает с издевкой.
Именно этот тон впрыскивает в мою кровь адреналиновую смесь из гнева и раздражения. Подобных эмоций в его адрес у меня за семь лет скопилась целая вагонетка, как и претензий!
— У меня нет времени с тобой разговаривать, — цежу сквозь зубы, — занятие началось, — киваю на дверь аудитории.
Желания вести с ним беседы тоже нет, но он и так об этом знает. Отсутствие желания даже преобладает над отсутствием времени, но, если он здесь, значит, ему что-то нужно.
— Ты все равно уже опоздала. Расслабься, — дает он свою вседозволенную характеристику ситуации.
Примерно так он когда-то решал любые проблемы в учебе и не только: «расслабься», «не парься», «забей». Жонглировал словами, как теннисными мячиками, разруливая ситуацию, но не решая проблему.
— Чего тебе? — тяжело вздохнув, повторяю свой вопрос.
Родион резким движением оборачивается и подхватывает с подоконника букет красных роз, который за его спиной до этого момента я не видела.
— Приехал извиниться. Каюсь, виноват, — примирительно улыбается он, сунув букет мне в руки.
В нос ударяет аромат роскошных цветов и запах дорогого мужского парфюма: ведь Власов любит все самое лучшее.
В общении с ним у меня скачущий список эмоций в интервале от безразличия до бурлящего раздражения. Сейчас, когда я не выспалась, опоздала на занятие и мне светит перспектива выслушивать его исповедь, я взрываюсь петардой, возвращая ему букет:
— Оставь их себе, и свои извинения тоже. Прибереги их для Маруси, которую ты… — Тычу в его грудь пальцем. — Подвел.
Вчера она спросила, где папа, примерно десять раз, и будь у меня в рюкзаке осиновый кол, с удовольствием воткнула бы его Родиону между ребер.
Полосую его взглядом и купаю в раскаленной лаве своего гнева так, чтобы он захлебнулся от чувства вины, но он снова делает это: усмехается чертовыми «ямочками», словно мое бешенство его заводит.
— С Марусей я разберусь. — Он лениво очерчивает круг по моему лицу. — У меня полный багажник игрушек, — самодовольно оповещает. — Половина детского отдела, ее подружки обзавидуются, — имитирует детский голос сладко-приторными интонациями.
Поднеся к голове руку, массирую виски.
Клоун!
Немыслимо, невероятно, и в то же время знакомо: откупаться подарками за очередной косяк — его топорный способ приносить Марусе извинения, настолько будничный, что по нашей с дочерью квартире скоро невозможно будет передвигаться.
— Лучше бы ты купил себе мозги. — Мой голос становится громче и эхом разлетается по пустому вестибюлю второго этажа. — И подумал о том, что быть отцом — это не значит быть записанным в Свидетельстве о рождении. Это ответственность! — выплевываю эти слова, надеясь, что они когда-нибудь до него дойдут, я говорила ему эти слова миллион раз. — Ты же хирург, Власов! Ты должен быть знаком с этим словом!
Черт возьми, я понятия не имею, как он работает, но, как ни странно, он хорош в том, чтобы хладнокровно «резать» и успешно оперировать! Это наследственность. Талант, которым он пользуется еще с университетской скамьи.
Власов два года назад окончил ординатуру и сейчас работает практикующим хирургом в медицинском центре своей матери. Я не интересуюсь его работой и успехами, мне достаточно знать, что он в жизни прилагает ровно столько усилий, чтобы они принесли сопоставимый результат, иначе он хромого скинет с операционного стола, но не пошевелит даже пальцем.
