Долговая палочка - страница 17

Бедняга Томми. Бедный контуженный мальчик.

Он смотрел в лужу под деревом, направив на нее узкий непреломленный луч своего внимания. Лужа захватила его, и вот он уже не может от нее оторваться; не замечает мокрую одежду и облако мошек вокруг, не чувствует, как мошки жалят и как пусто в животе. Не считая того печенья, он ничего не ел… сколько уже? Он потерял счет времени. Сегодня, завтра, час назад или через десять минут… Все казалось бессмысленным. Для Томми остался лишь текущий момент; в нем заключалось все его существование.

Водасветводалицоцветок…

Почему именно эта лужа? После дождя каменистый участок берега весь испещрен лужами и мелкими впадинами. Томми выбрал еще не самую глубокую, глубиной примерно с фалангу большого пальца; впрочем, он не притрагивался к воде, не проверял глубину. Он просто смотрел. Поверхность лужи как олово: на ней легкая рябь от ветерка, а когда выходит солнце, видны смутные отражения облаков. Порой с веток капает скопившаяся дождевая вода: капля зависает на ветке ненадолго, а потом падает и ударяется о поверхность. Когда капля летит в лужу, делает вмятинку в поверхности воды и поднимает брызги, Томми таращится и часто моргает. Так было несколько раз, и всякий раз неожиданно.

Солнце карабкается по небу. Дождевая вода на ветках высыхает, капли падают реже, и вот уже ни одной не видно. Но Томми все равно. Он уже не помнит, что они падали. Для него существует лишь вода в луже и больше ничего.

Морис знал, что никто их искать не станет. Родители сказали, что на две недели отправятся в путешествие, а потом папа приступит к новой работе; когда случилась авария, они ехали всего три дня. Никто не заметит, что они пропали. Тетя Сюзанна лишь через несколько недель, а может, даже месяцев спохватится, что никто не звонит и не пишет. Дедушка Чемберлен живет в специальной больнице. Он даже папу не узнает, так что вряд ли поднимет тревогу. Люди всполошатся, только когда папа не выйдет на новую работу. И даже тогда не будут знать, где искать. Он слышал, как папа говорил: мол, поедем куда глаза глядят.

Чтобы не думать о боли в ноге, Морис решил развести костер. Он велел Кэтрин принести из пещеры две палки, горсть сухих листьев и попытался выбить искру, но только натер мозоли на руках. Разозлился и бросил палки в реку.

– Такое дерево не подходит, – громко сказал он.

Позже он заснул и видел странные сны; возможно, это были не сны, а мысли. Лишь когда по речной глади заскользили полуденные тени и добрались до места, где он лежал, Кэтрин прекратила таскать камни.

– Одежда и одеяло высохли, – сказала она.

– И что?

Морис хотел, чтобы она понимала: он все еще на нее злится. Она напрасно потратила время на эти камни – могла бы искать дорогу. Кэтрин оттащила Томми от лужи. Тот сопротивлялся и издавал странные звуки, но она все же заставила его надеть отцовский свитер и брюки. Повязала галстук как пояс и закатала рукава, но руки Томми все равно в них утонули.

– Зато он не замерзнет, – сказала она.

– Я пить хочу.

Кэтрин принесла воды, налив ее в пакетик, и протянула оставшееся печенье. Морис съел, хотя его подташнивало. Не став ждать наступления темноты, дети забрались в нору, куда еще проникал свет. Сестра разложила оставшуюся одежду, соорудив что-то вроде постели. В меркнущем свете Морис лежал и слушал внезапно заголосивших птиц.

Отец говорил, что Новая Зеландия – птичий край. Дома он достал энциклопедию с книжной полки в кабинете; там была карта – два продолговатых острова, а между ними еще один, маленький, как точка под восклицательным знаком.