Долина истины - страница 26

Путь до места того не из легких. Тропа узкая меж увалов горных, кряжей, камней, да ручьев таежных. Ежели на коне то только верхом – и то не везде. А потому, ни каждому дано под силу дойти до места нужного. Да и помощь отец Антоний ни всем оказывал. Однако, кто не был принят, обиды не держали, понимали, что не достоин

слова Святочтимого до поры до времени. Тогда такие, покинув поприще духовное, возвращались в церкви свои, да молением достигали встречи желаемой. Так, что некоторые по несколько раз уходили ни с чем, только достойные обретали здравие от скитника.

Еле живого ребенка, отец Антоний, вопреки запрету дозволил принести прямо в скит. Как уж он лечил и чем, но только к концу лета малец опору в ногах почуял, без поддержки ходить начал, глаза узрели благолепие природы чистой, дикой.

Случилось и такое, торговец именитый аж с самой первостольной, исповедующий древлеправославие к преподобному Антонию решил за помощью отправится. Потому, как живя в достатке, любви с супругой, наследников лишен был. Соратники по вере и делам коммерческим, из семейства Чечулиных, что в Барнауле проживали, указали путь дорогу к праведнику. Неделю паломник, как и положено, постился, молился да вот только на подходе к урочищу, где встретиться со старцем должен, проявил торопливость ненужную, да грубость к женщине, что впереди его по тропинке таежной чуть ли не ползком передвигалась. То была Лукерия Свешникова, лет еще не преклонных, однако от труда крестьянского, да заботы о детях, коих аж пятеро, совсем ослабла. В путь далекий тронулась, не за себя, за сына старшего хотела просить Антония молитву свершить.

Отрок её, за честь девицы, вступившись, руку сломал обидчику. Потерпевший оказался сыном самого начальника полиции Новониколаевска (ныне г. Новосибирск). Упекли кормильца Лукерьи на работы каторжные, в Нерчинск, что за озером Байкал.

Вот эта женщина и оказалась помехой на тропинке таежной для мужчины вроде бы благочестивого, не злобного, да вот взял тот и оттолкнул человека ослабевшего, дабы быстрее со старцем встретится.

Прибежал «торопыга» к месту заветному, думал что первый, а там уже два богомольца-просителя. Чуть в сторонке, на пенечке под ветвями рябинки – Антоний сидит, голову опустив, задумавшись о чем то.

Время к полудню, а старец вроде ждет еще кого то. Уж солнце, когда за горы скатилось, Лукерья опираясь на коряжину, словно костыль, к полянке вышла. Вот только тогда Блаженный голову подняв, встал и, подойдя к склоненной в поклоне женщине, руку свою, возложив на чело просительницы, всего то и произнес: «По Вере твоей, да будет тебе….. отдохни сестра, да к детям младшим возвращайся…. старший сын к осени живым и здоровым вернется в дом отчий…».

Два других паломника, тоже благословление доброе получили. Один лишь купец ни с чем покинул, то место. Почему так произошло, понял на пути обратном. Чтобы грех свой как то умолить, лошадь купил Свешниковой, до дома доставил, разузнал все о сыне – каторжнике. Через возможности свои столичные, деньги немалые, организовал новый суд, который вернул свободу невинно осужденному. Жена же купца, вскорости двух наследников родила.

Антоний, в отрочестве Алексей, старший был средь сестер да братьев из семьи православной династии рудознатцев, кои первыми нашли золото в горах Алтайских. К возрасту юношескому, он уже самостоятельно, используя лишь рисунок, объём, блескость лепестка слюдяного, умел находить залежи металла благородного. В отличие от брата младшего Каллистрата, старший, не питал страсти к богатству. Кровник же с детства, увидев злато, в лице менялся. Порой часами самородком, аль россыпью прелести рыжей любовался. Еще одно отличие – Алексей породой в отца худощав, высок, на ногу скор. Работы любой не гнушался, про таких, говорят «двужильный». Каллистрат же полноват, приземист к труду хоть и приучен, но при случае пытался какое-нибудь заделие себе находить в тенечке да прохладе, мозолей да волдырей на руках не допускал. В пол силы трудился, но как ни странно старший любил брательника. Постоянно прикрывал леность любимца, тем, что иногда исполнял работу за него, в обиду никому не давал. Порой даже вину братову брал на себя.