Площадь Бастилии тем временем превратилась в муравейник: примчались полиция, национальная жандармерия, протестующие бросались металлическими ограждениями, камнями, жандармы достали щиты, дубинки, дымовые шашки, ловили возмущенную публику и скручивали руки. Рядом с этими бунтарями стало опасно находиться, я кое-как унес оттуда ноги.
Добравшись к вечеру до дома, узнал из новостей, что такие акции проходили одновременно еще в Лионе, Дижоне, Марселе, Страсбурге, Тулузе, Реймсе и Бордо. Полиция объявила о четырехстах арестах в ту ночь, по всей Франции было мобилизовано около сорока тысяч жандармов.
Запершись в своей комнате, я поник. Париж не столь огромен, однако человек теряется в его возне, как еловая иголка в муравейнике. Я остался наедине с фанатичным порывом любыми силами найти Еву, пусть даже все летние каникулы уйдут на поиски. Если бы я только знал, к чему приведет меня это знакомство.
Думайте о прошлом, только если воспоминания приятны вам.
Д. Остин, «Гордость и предубеждение»
Парень, который рассказывал мне историю своего знакомства на митинге, с первых слов не внушал доверия, должна сказать. Я находилась в его одноместной палате клиники «Трокадеро» на улице де ла Тур. Начальник, комиссар полиции Жан-Марк Фальконе, направляя меня сюда час назад, сказал:
– Мия, поезжай в «Трокадеро», палата сто седьмая, там какой-то побитый юноша все время повторяет имя «Ева». Узнай, кто с ним так расправился.
– Почему его не допросят? Я ведь психолог.
– Мия, он сбежал из какой-то секты, едва живой, лыка не вяжет, всех боится, твердит, что его разыскивают. Поэтому слушай задание. Следователя тебе дадим на подмогу – бери своего дружка Эмильена. Поезжайте, надо побеседовать с ним. Полицию он сейчас побоится информировать, поэтому представься штатным клиническим психологом, форму сними здесь, в участке, есть во что переодеться? Халат там возьмешь. В общем, я в тебя верю, Мия! Разговори пострадавшего мягко, но очень подробно, не торопи, врач сказал – у него шок. Пусть вспоминает каждый свой шаг хоть с самого рождения, нам нужна полная картина для расследования. Судя по описанию, эта секта не под нашим колпаком, мы их не знаем, а они избивают людей, скрываются, бог его знает, что еще творят!
– Будет сделано, комиссар, – не без иронии произнесла я.
– Все, не дуйся, дело может оказаться стоящим, поезжай, развейся. Диктофон возьми, пиши все показания, не забывай подзаряжать его после каждого сеанса. Ни слова о том, что вы из полиции, Эмильен пусть даже носа в палату не показывает, за дверью охраняет. Эй, Эмильен! Быстро за руль, едешь с Мией в «Трокадеро».
Переодетые в «гражданку», мы выехали на нашей малютке – служебном «Пежо» триста седьмой модели – в сторону клиники. В машине сразу воцарилась тишина, какой никогда между нами не было. А все потому, что вчера случился казус. Коллега Эмильен признался мне в любви.
И дело было не в моем шоке, который он воспринял как отказ – я ведь и сама не знала, согласна ли на отношения, – дело было в моем недавнем разрыве с Фредериком. Однажды он просто уехал и больше не вернулся. Отправился в Марсель по работе – он журналист, а не вернулся потому, что я сама попросила. Он был редкостным бабником, изменить которого не получилось даже мне, несмотря на все психологические уловки. Даже когда я на мгновение оставляла Фредерика одного, отходя в дамскую комнату перед посещением кинотеатра или боулинга, по возвращении видела, как он заигрывает с очередной кокеткой. «Да мы просто столкнулись, разговорились, никакой эротики!» И это у меня под носом, в одном помещении.
