Дом Кёко - страница 30



Выглянула женщина и, не сказав ни слова, положила перед Сэйитиро два леденца в пыльной вощеной обертке.

Свет в ящике погас. В стекле отразились лица: несколько человек наблюдали, как Сэйитиро вел автомобиль. И среди них было улыбающееся лицо Осаму.

– А, это ты? – Сэйитиро поднялся со стула и положил руку ему на плечо.

– Плохой ты игрок. Нужно, чтобы выпало больше пяти тысяч очков, – заметил Осаму.

Другой посетитель уже уселся на стул и схватился за руль, поэтому они посторонились. Их разговор то и дело прерывал грохот зенитных орудий. Четыре зенитки располагались по углам внутри стеклянного ящика. Каждый раз при прямом попадании в самолет – вокруг центрального столба их кружило два – на крыльях самолета нервно мигали красные огоньки.

– Куда теперь пойдем? – спросил Сэйитиро.

– С девчонками, которых подцепил, жутко скучно, я как раз высказал им это. Придумал. Пойдем к Кёко. Как раз и попутчик нашелся.

* * *

В отличие от изменений, которые понемногу происходили в жизни собиравшихся здесь молодых людей, Кёко неизменно вела ту же, с теми же перепадами, в тех же повторениях жизнь. Если считать молодых людей функцией, то Кёко, можно сказать, была константой. На первый взгляд, она воплощала постоянство. Дом Кёко, когда бы вы туда ни пришли, всегда был домом Кёко. Молодым людям, где бы они ни находились и что бы ни делали, легко было вообразить, как в сумерках там зажигается свет и Кёко в вечернем платье советуется с ними, куда пойти развлечься. Или, уже вернувшись из увеселительных мест, достает вино, чтобы продолжить кутить.

Как бы далеко от города они ни находились, сознание того, что там дом Кёко, успокаивало посещавших его юношей, делало весь город дружелюбнее. Днем и ночью там вращалась мельница аморальных разговоров, допускалось любое вероломство в отношениях. Страдания, нежные вздохи, доверие, клятвы, стыд, сердечный трепет и вместе с тем ложь, подлость, мошенничество, наглые домогательства к женщинам, советы по аборту – все ценилось в равной степени. Было радостно сознавать, что где-то в мире есть такое место. Здесь не было запретных тем, поэтому страдальца от безответной любви или соблазнителя милой девчушки утешали одинаково. Женщина до мозга костей, Кёко хорошо знала унижение и страдание обиженных, принимала в них участие, сочувствовала им.

Кёко, собираясь жить так, как ей нравится, знала, что в какой-то момент само ее существование будет нужно гостям, и все больше подстраивала окружавших ее людей под себя. Временами ее заблуждения насчет себя доходили до крайности: она даже предавалась нелепым фантазиям. «Я точно наделена великой материнской любовью».


На самом деле Кёко не пугала монотонность жизни. Иногда человек попытается дать себе волю, но в последний момент обнаруживает, что должен быть изобретательным, неповторимым, а кризис неповторимости приводит к ее гибели. У Кёко подобный кризис не возник. Она могла спокойно прожить без малейшего намека на неповторимость. Многие мужчины несли в этот дом порок, поэтому не было необходимости что-то изобретать.

Кёко знать не знала, что такое бессонница! Когда уходил последний гость, оказывалось, что бесконечные беседы о сексе – прекрасное снотворное. Исполненная удовлетворения – «меня ничто не волнует, я объективна», – она гасила свет у изголовья, опускала голову на подушку и сразу засыпала здоровым сном.

Этим вечером к Кёко приехали Хироко и Тамико. Женщины болтали без умолку. Позвонили и сообщили, что направляются сюда, Осаму и Сэйитиро. Все знали друг друга вдоль и поперек, но известие, что прибудут эти двое, взбодрило присутствующих. Тамико, дочь магната Омори Санно, из «интереса» работала в баре. Это была своеобразная работа: захотела прийти – придет, захотела отдохнуть – не придет. Тамико была глуповата. До смешного добродушная, все сказанное она принимала за чистую монету, но благодаря странной особенности человеческой морали не сталкивалась с настоящим обманом. Никто ее не надувал. Если бы мужчина, знавший наперед о беспримерной легковерности Тамико, решил непременно ее обмануть, то сразу потерял бы к ней интерес. Из-за этой своей доверчивости она, в отличие от женщин, вечно подозревавших мужчин, и потому, что мужчины ее не обманывали, обладала еще одним преимуществом – не нуждалась в покровителе.