Осаму, привычно развалившись в кресле, мечтал, что здесь когда-нибудь будет сидеть мужчина, состоящий, как тореадор, сплошь из мускулов.
«Именно тогда я полностью обрету существование. Таким образом, неопределенность существования человека, который, как я, сейчас размышляет об этом, уже не будет сводиться ни к отражению, ни к форме».
– О чем думаешь? – вдруг потрясла его за колено Хироко.
Она никогда не разрешала ему витать в облаках. Понимала это по-своему и, навязывая личное мнение, считала, что ее метод лечения помогает.
– Понятно. В этом весь ты: думаешь о том, что час назад где-то в закоулке какая-то девчонка загляделась на твое личико. И воображаешь, какой бы после этого развернулся роман. Наскучили эти фантазии, все они одинаковы. Твои глаза видят только знакомые вещи.
Осаму, не отвечая, слегка скривился. Ему нравилось, когда люди всячески, на ощупь, анализировали его поведение, хотя разброс попаданий был в пределах от одного до десяти. И когда ошибались на его счет, тоже любил. Это был неизвестный ему самому портрет, и он определенно существовал.
Кёко терпеть не могла догадок и предположений. В этом доме все должны были стать честнее, освободиться от сомнений, ревности, стыда. Свистки к отправлению поезда, пронзавшие ночной воздух и слышные через распахнутое окно, настроили ее на мысли о путешествиях.
– Не отправиться ли нам в путешествие? Опять всем вместе?
Общий шепот – не за и не против, – но никто так и не ответил. И только отзвуки горячего, влажного голоса Кёко еще некоторое время витали в комнате.
– В саду кто-то ходит, – произнесла Тамико. Несомненно, с самыми благими намерениями, но выглядело это несерьезно.
Чуть позже об этом сказала Хироко. На этот раз слышалось вроде бы со стороны газона, но никто не поверил.
В конце концов Кёко поднялась на ноги:
– Точно, сейчас и мне слышно. Под балконом ходит человек… Остановился. Спрятался.
Все переглянулись. Осаму безразлично, Сэйитиро с таким видом, словно просить его о помощи бесполезно. Затворившись в своей крепости, три женщины с интересом наблюдали, как мужчин охватывает тревога. Она удивляла, как неподходящая одежда, неподходящая шляпа.
На балконе ничего не видно. Над рощей вокруг храма Мэйдзи сиял молодой месяц. Тускло поблескивал на шесте бумажный карп, которого в одном из домов в низине забыли убрать после праздника. Легкий ветерок не мог заставить его плыть по воздуху, а только чуть закручивал туловище, отдаляя от шеста один хвост.
Сидевшая у распахнутого французского окна Тамико вдруг с криком вскочила. Стеклянная створка с шумом захлопнулась. Черная тень с воплем влетела с балкона и застыла в центре комнаты. Это оказался Сюнкити в черной рубашке и черных брюках – он стоял под люстрой и хохотал. И выглядел сейчас невероятно высоким.
Сюнкити все еще смеялся. Сэйитиро подумал, что смех неуместен. Сегодня вечером среди гостей больше всего был доволен собой Сюнкити.
За такую шутку женщины накинулись на Сюнкити с упреками, а затем с балкона появился Нацуо. Он повторил розыгрыш Сюнкити, но ему яркий выход на сцену не удался. Однако смущение, с которым он счищал с пиджака землю, наоборот, всех несказанно обрадовало.
Некоторое время все оживленно делились признаниями о перенесенном испуге. Потом Сюнкити сообщил, как неожиданно встретился с Нацуо в городе и они решили прийти сюда: Сэйитиро и Осаму поразило, что нынешний вечер оказался вечером случайностей.
