Вход в недавно снова ставший действующим собор бесплатен; значит, не надо предъявлять соцрейтинг и светиться. Юноша отстоял традиционную очередь из туристов, которая от смены режима меньше не стала, в полдень через специальное отверстие в крыше, в храм попадет солнечный луч, который осветит меридиан. Все ждут открытия главного входа, только главное разочарование для туристов: в полдень служба, храм закрывается как объект и туризма, а впускают только прихожан. Язык выявляет всех, кто хочет пролезть. Дискриминация, по сути, но вранцам за подобное ничего не будет, пока они являются регионом-донором, впрочем, дотации другим провинциям из Врана ежегодно выбивают с очередным громким скандалом по поводу повышения ставок. Ничего не изменилось.
– Джень добры, – обратился он к привратнику.
– Витамы, гипан, – фэйсконтроль он прошел, его рожа уже тут примелькалась. Внутри служба уже началась. Прихожане стояли и слушали проповедь на тему единства нации, традиции и культуры, которое, разумеется, воплощено в их религии–хисизме (опасная тема). Не сказать бы, чтобы храм был полон, но все-таки люди были, хисизм снова вошел в моду, а сегодня вечером ещё и начинается карнавал мертвых. Хисизм со своей верой в одинаковый конец для всех отлично гармонировал с потребностями людей, переживших революцию и иностранную интервенцию в очередной раз. На вечерней службе будет громадное количество народа. Статуя Хиса стоит сбоку от кафедры, напротив усыпальницы первого епископа Медиолана. Хис изображен в виде скелета в остатках старой формы вранских файерарйтеров, укутанный в предположительно пурпур с золотой кольчугой, на гладком черепе горят сапфировые глаза, крупнейшие камни из найденных в горах Авероны, а в руках у него голова с закрытыми глазами, содранной кожей висящей лоскутами и императорской диадемой с драгоценными камнями. Статуя стояла здесь несколько сотен лет. Или больше тысячи лет, – всплыло в сознании вместе со сдержанным удивлением, почему у сапфиров еще не выросли ноги.
Юноша сначала двинулся по шахматному полу к лифту, потом передумал и протиснулся в боковую галерею, решив все-таки спуститься по лестнице в усыпальницу Моро – когда-то файерайтеров Медиолана, и других членов городского совета, а также знатных гостей города, которые внезапно оканчивали свой земной путь в его стенах. Его окружали статуи, суровые и задумчивые, улыбающиеся и хмурящиеся; вокруг струилось мраморное кружево безупречной геометрии.
Последний глава совета Вольной Светлейшей Республики Вран – Ягайло Моро – нашел здесь свой покой. Весьма скромный приют: всего лишь надгробный памятник-мавзолей, в котором он представлен на первом плане скульптурной группы: Покой и Свобода, – Валь привычно скользнул взглядом по могиле предка, который в гробу переворачивается от такого потомка.
«– Ты уже думал, чем займешься? Танцульки – это хорошо, но я бы хотел, чтобы ты поступил на экономический и продолжил образование.
– Зачем? Мне это не нравится.
– Культура потребления у меня не принята. Капитал должен работать, одушевленность капиталу не положена.
– Я – сын своего отца.
– Это не ответ! И это совсем не то, что я хотел услышать!
– Это мой ответ», – неприятный разговор с Белой снова всплыл в памяти, но разговор как будто проходил не между ними.
Он прошел мимо сравнительно скромной гробницы архитектора собора.
«– Валентин, вернись в гимнастику, ты еще сможешь частично восстановить форму и помочь команде на чемпионате системы», – разговор с главой федерацией гимнастики Врана. Она даже просила, не требовала, как всегда в разговоре с ним.
