При всяком удобном случае я сбегал из большой комнаты в кабинет – или в бабушкину постель, или на раскладушку. Здесь было спокойнее и лучше спалось. Но однажды ночью моя эмиграция кончилась раз и навсегда. После довольно длительного перерыва я решил переночевать в кабинете. Спал я на раскладушке, разложенной посреди комнаты, и вдруг проснулся с ощущением тревоги и страха. Я приподнялся на локте, оглянулся и не поверил своим глазам. Верх моей подушки был покрыт темной массой. При свете, падавшем от балконной двери, я увидел, что эта масса шевелится. Моя подушка и вся постель были полны клопов. Их были сотни.
Испугался я не сразу, а потом, через несколько часов, но эта картинка врезалась в память на всю жизнь. Мы долго гадали, почему бабушка не чувствовала клопов. Не знаю, она была уже довольно старенькая.
Когда мастер делал на заказ книжные шкафы для кабинета, он прибил их намертво к стенке. И вот под этими шкафами расселились в неисчислимом количестве клопы. Шкафы пришлось отдирать от стен с мясом, а в доме на многие годы поселился запах карандаша от клопов, которым промазывали задние стенки мебели, ковры, кровати и плинтусы. Правда, это не очень помогало. Мама часто жаловалась: «Сколько лет живу с Андреевыми, столько мучаюсь с клопами!»
Кроме клопов, в доме водились мыши. В основном, они обитали на кухне, где был мусоропровод. Из-за мышей у меня один раз произошел тяжелый конфликт с бабушкой, с которой вообще были непростые отношения. Я сидел в комнате, когда услышал шум из кухни. Я выскочил в коридор и остолбенел. Моя бабушка, сухонькая и маленькая женщина, подняв над головой здоровенную книгу, носилась по кухне. Она была столь увлечена, что не заметила меня, внезапно запустила книгу куда-то под стол, издав при этом торжествующий крик. Затем опустилась на корточки рядом с поверженной мышью. Но повержена была не только мышь, немедленно брошенная в мусоропровод. За завтраком я листал том по истории из обожаемой мной «Детской энциклопедии» желтого цвета. Видимо, я оставил его на кухне. И именно этот том превратился в орудие убийства, при этом сам немало пострадав, поскольку у него покоробилась обложка.
Третью комнату нашей квартиры, примыкающую к кухне, занимали соседи. Сначала там жил доцент Неустроев с 70-летней мамой, а потом поселились другие соседи, у которых была та же фамилия, что и у маминого отца – Волковы. Они были тихие, отец с дочерью, жили в основном на даче, а в субботу или в воскресенье днем приезжали мыться в ванной. После их отъезда отец наливал полную ванну воды и бросал туда хлорку. Ванна сначала долго мокла, и только ближе к вечеру мы по очереди отправлялись купаться. А запах хлорки повисал в воздухе на несколько часов.
На кухне стояли светло-желтые шкафы, наш и соседский, газовая плита и при ней столик.
Между кабинетом и большой комнатой был довольно большой холл, где мы с братом играли в хоккей (клюшками и теннисным мячиком) и в футбол.
Я очень хорошо помню с самого раннего детства, что у дома не было своего запаха. Запах был в квартирах – пахло едой, собаками, самими людьми, но в подъезде этот запах куда-то исчезал, и там царствовала неприятная стерильность. Лишь от лифта пахло смазкой и тоже хлоркой, с которой уборщица мыла подъезд. Правда, и от квартир пахло не всегда приятно, от некоторых шел явственный враждебный запах, а иногда запах был тяжелый, больной.
