– Конечно, – решительно ответила она.
– Тогда нам нужно приодеться.
Агата гордо стукнула себя в тощую грудь и украдкой кивнула на тулупы и валенки, в которых дежурные рубили дрова. Сваленные кучей возле жарко натопленной печи, они издавали неприятный запах сырой овечьей шкуры и дёгтя. Нежина последний раз попыталась воззвать к голосу разума.
– Как по-твоему, что будет, если Лидия об этом пронюхает?
– Мне задаст трёпку, а тебя запрёт в твоей комнате, – ответила Агата с уверенностью. – Не больше, не меньше. Слишком малая цена за возможность наконец выпорхнуть из клетки.
– Некоторые птицы зимой предпочитают сидеть на жёрдочке, – уныло пробормотала Нежина, поплотнее укутываясь в тулуп.
Да, иногда друзья значительно опаснее, чем враги. Но разве Нежина могла в чём-нибудь отказать единственной подруге? Черноволосой красавице и так слишком во многом было отказано. Если Нежина попала в интернат относительно сытой и одетой, хотя бы немного узнавшей, что такое материнская любовь, то Агату нашли в мусорном бачке. Крохотный окровавленный младенец лежал на куче картофельной кожуры и уже даже не пищал, когда на девочку наткнулся Пунт, проверявший бачок на предмет наличия в нём пустых бутылок.
Тем более, что Нежина не верила в дурные предчувствия. Иначе вообще не вставала бы с постели. Она любила Агату до умопомрачения и потому не могла даже помыслить о том, чтобы не поддержать подругу в её затее, хотя голову девочки и сжимало тисками, а сердце томило необъяснимое предчувствие близкой беды.
Уже через пять минут Нежина окончательно убедилась в необыкновенной чуткости своего сердца. Едва они вышли за порог, как метель завертелась вокруг в диком, неистовом танце. Буран, разбушевавшийся не на шутку, забрасывал за шиворот и в карманы целые сугробы. Пронизывающий, давящий в лицо ветер то и дело менял направление. Теперь порывы продували насквозь, дёргали за одежду и бросали волосы на глаза, схватывали удушьем горло. Колючие снежинки рождались где-то высоко вверху и умирали в полёте, успевая в конце своего недолгого пути впиться в нежную кожу девичьих лиц, а потом их хрупкие скелеты бодро хрустели под быстрыми подпрыгивающими шагами Агаты и медленной переваливающейся поступью Нежины. Вьюга сделалась живым существом. Он то выла рядом, как стая волков, то срывалась неизвестно куда, словно пытаясь обмануть тишиной.
«Может, это и правда волки»
Предчувствие опасности наполнило душу девушки страхом. Нежине даже померещилось раз-другой, будто она видит тени, которые неотступно скользят за ними, останавливаются, когда останавливаются и они, и трогаются с места, едва они двинутся дальше, но вьюга ежесекундно ломала пространство так, что всё это могло быть просто игрой воображения.
Но думать о серых хищниках, которые наверняка в такую погоду отправились за пропитанием, было некогда, потому что Агата тащила Нежину вперёд, как крот разрывая заносы, которые пурга наметала снова и снова. Нежина же то и дело останавливалась, запахи чистого снега и вольного ветра, живые и тревожные, наполняли ноздри, кружили голову.
– Ты ползёшь как улитка, – раздражённо зашипела Агата. Её голос шуршал испорченной граммофонной пластинкой, но странным образом его не мог задушить даже голос ветра. – Снег растает и снова выпадет, пока ты доковыляешь до леса!
Нежина вздрогнула, очнувшись, и, неуклюже переваливаясь, поспешила за подругой.
