– Пожалуй, над костями, которые оставят волки-людоеды, такой сугроб не наметёт.
Вой продолжался, то повисая на одной тонкой, щемящей ноте, то обрываясь, гудел басовыми переливами. Стая бродила где-то недалеко, но они пока не слышали и не чуяли людей, чьё живое тепло и горячая кровь находились так близко от прожорливых звериных желудков. Они точно пели на незнакомом языке, который Нежина знала когда-то, но потом забыла. Мороз и вьюга творили с их песнями странные вещи: иногда казалось, что вой раздается далеко за лесом, а иногда – что в двух шагах от шалаша. Поэтому девушки сидели молча и испуганно переглядывались, стараясь дышать реже и пряча выдыхаемый воздух в рукавицах.
А буран потихоньку стихал. Над лесом гроздьями повисли крупные, чисто вымытые звёзды. Ночь была так ясна, что видно было всё, точно днём, а мороз был такой сильный, что щипал за нос, щёки, пробирался под тулупы, больно дёргал за пальцы. Холод проникал внутрь тела, наполнял его, отнимая способность сопротивляться. Хотелось просто лечь и уснуть.
Агата всё реже что-то шептала, сонно моргая осоловевшими глазами.
– Не спи, дура! – Нежина тормошила подругу изо всех сил. – Не спи, ты замёрзнешь, идиотка!
– Отстань, я лишь на минутку прикрою глаза.
Агата безжизненно уткнулась в плечо Нежины. Крупная дрожь сотрясала её тело, глаза совсем закатились, оливковая кожа изменила цвет так, что рука второй девушки, бледная, как молоко, казалась загорелой на фоне неестественной белизны. Снежинки тихо опускались ей на щеки и уже не таяли, выстилая узорчатую вуаль.
– Так, хватит, поднимайся! – Нежина решительно потянула подругу за руку, одновременно руша тонкие стены хрупкого убежища. Снег развалился, освободив хвою. Ветки взметнулись вверх. Теперь девушки были как на ладони.
– Куда? Мне и здесь хорошо.
Агата слабо сопротивлялась, пытаясь выскользнуть и лечь прямо в сугроб, но Нежина, проявляя несвойственную ей твёрдость, тащила подругу, изредка останавливаясь, чтобы перевести дыхание и убрать иней с ресниц, иначе они больно кололи глаза.
Где-то справа снова раздался вой, и Нежина резко повернула налево, утопая по пояс в снегу. Агата теперь безжизненно висела на дрожащей спине подруги. Треух с её головы потерялся, и теперь чёрные длинные волосы змеями струились по снежному покрывалу, оставляя на нём запах, ни с чем не сравнимый аромат лёгкой добычи, запах замерзающего человека.
Вой раздался совсем близко.
Нежина забралась под дерево, заслонив бесчувственную Агату спиной, приготовилась защищаться. Впереди тускло замерцала пара зелёных фосфорических глаз. Зверь выследил добычу и теперь огромными прыжками, хрустя глубоким снегом, стремительно приближался.
– Пошла вон, проклятая тварь! – крикнула Нежина в ужасе и с остервенением набросилась на громадного серого тяжело дышащего зверя, ногтями выдирая клоки грязной свалявшейся шерсти из его головы и огромного плохо пахнущего тела.
– Итить твою налево, совсем сбесилась девка!
Обиженный Пунт снегом протирал лицо. Снег впитывал кровь из расцарапанной кожи, медленно тая, красными ручейками сбегал по ноздреватому носу, косматым бровям, седым клокам волос, бровей и бороды.
– Сдурела совсем! Я их по всему лесу рыскаю – ищу! Волки нынче одичали: режут кого попало – собак, кошек – и людей не боятся. Борьку из конуры вытащил, а они ещё и дерутся!
Он шагнул под ель и вытащил неподвижную Агату, пошарил в карманах старого безразмерного тулупа, вытащил грязную помятую фляжку и влил пару глотков в полуоткрытый рот девушки. Фляжка стукнула о зубы, но Агата даже не пошевелилась, не сомкнула губ. Жидкость стекла по посиневшей щеке в сугроб, проделав в нём маленькую воронку.
