Ржавое чудовище не шевелилось. Одна из консервных банок съехала, и казалось, что глаз чудовища косит. Агата прищурилась, гневно глядя на ржавчину, потом расслабленно улыбнулась:
– Ну конечно! Дай-ка палец.
Нежина, до этого стоявшая с открытым ртом, безропотно протянула руку.
Что-то острое пронзило кожу. Агата торопливо выдавила кровавую каплю, чтобы та рубиновой искоркой упала в пасть чудовища. При этом перемазалась сама.
– Ну вот, теперь точно должно получиться. Ты мой, только мой, – нежно шептала Агата, гладя ржавую морду чудовища так, как никогда не гладила никого в своей жизни, – мой сильный, мой славный.
Нежина едва могла узнать её: обычно острый взгляд наполнен нежностью, на коже щек играет яркий, почти лихорадочный румянец, привычно сжатые губы разомкнуты. Красивая – она стала ещё краше.
Нежина невольно залюбовалась ею. С обожанием глядя на свою умную и смелую подругу, смущённая собственной неуклюжестью и бесталанностью, она переминалась с ноги на ногу, но и не думала присесть, хотя и очень устала. С пальца на землю падали тягучие тёмные капли, но очарованная девочка, казалось, не замечала, как её кровь намокает, смешивается с землёй, образуя крошечные грязные лепёшки. Внезапное чувство облегчения наполнило её сердце и разлилось по всему телу. Казалось, вместе с кровью уходил и страх.
А тем временем Агата вскочила на сороконожку и, размахивая веткой, кричала:
– Я лучше всех! Я сильнее всех! Скоро меня будет бояться весь мир!
Она размахивала веткой и дрыгала ногами, пока ржавое чудовище не хрустнуло под чрезмерной тяжестью и не развалилось пополам. Голова откатилась в сторону. Тапочки отлетели в кусты боярышника.
– Ничего. Я сейчас его починю! – закричала Агата и нырнула за головой в заросли, оставляя за собой тотчас смыкавшиеся ветки.
Это был уже не первый монстр, которого создала девочка. Питая необъяснимую тягу к загадочным механизмам, Агата однажды собрала из часов тостер, а из тостера – швейную машину. Гордости девочки не было предела ровно до той поры, пока тостер не сшил вместе безымянный и указательный пальцы, а швейная машина не сожгла носки. Впрочем, носки принадлежали Нежине, а значит, за потерю не считались.
После этого были произведены эксперименты с куриными яйцами, из которых, как известно, при должном уходе может вылупиться василиск. И уж конечно, Агата преуспела бы и в этом начинании, поскольку петуху проще снести яйцо, чем этой девочке отказаться от своих намерений, но упорство Неизвестной в этот раз разбилось о твёрдый клюв птицы, её когтистые лапы и ещё более отвратительный, чем у девочки, характер. Но Агата не сдавалась: она начала искать своего монстра в естественной для него среде обитания: под кроватью, в тёмном шкафу, в лесу, болоте, в каморке Феррула Пунта, поскольку кто-то из воспитательниц однажды небрежно бросил, что сторож снова всю ночь вызывал ихтиандра.
Упорные поиски совершенно выбили Нежину из колеи: в силу боязливости девочка совершенно не жаждала встречи с таинственным созданием, но вынуждена была сопровождать подругу и иногда работать приманкой, потому что Агата однажды сказала, что если чудовище её увидит, то точно попадется, поскольку мимо такой горы жира, мяса и костей ни один уважающий себя монстр не пройдёт.
Но в этот раз Агата пошла по излюбленному пути изобретательства и не отказала себе в удовольствии сотворить новое чудовище, не понимая, что оно давно живет – внутри неё. И вот теперь кусты шуршали, словно в них бегала не маленькая девочка, а ожившие тапки отрастили тараканьи лапки и пытались спрятаться от ненормальной любительницы аномалий.
