– Ну и ладно, – сказал Ли и сдался, гадая, сколько ещё тайн, которые ему узнать не суждено, хранит в себе восточная часть Тополиного Дома.
А ведь всё из‐за дурацкого Договора. Если бы его не существовало, дом не был бы разделён пополам. Ли отпил коктейля, но он оказался таким холодным, что у него тут же ужасно разболелась голова.
– А-а-а… – простонал он и с глухим стуком уткнулся лбом в стойку.
– Кстати, пьём мы тоже медленнее, чем вы, – заметил Феликс, едва заметно улыбаясь.
Ли поднял голову.
– Благодарю за известие, – съязвил он, потирая виски, а потом спросил: – Ты когда‐нибудь думал о том, почему у нас тогда ничего не вышло? В чём мы ошиблись?
Прошло уже почти два года с того дня, когда братья попытались раз и навсегда уничтожить Договор. План провалился, а их самих наказали и строго-настрого запретили впредь повторять подобное. Людские замыслы – ничто против воли Теней, особенно если замыслы эти созрели в столь юных и неокрепших умах, как у Ли с Феликсом. Так сказал сам господин Смерть. В левом ухе Ли и по сей день звучал мрачный, вкрадчивый голос хозяина его брата. Он отчётливо помнил каждое слово.
Договор был бессрочным, и разорвать его было невозможно. Его условия были такими:
Тополиный Дом навсегда разделяется на две части – восточную и западную.
В восточной будут жить Феликс, его отец и господин Смерть. В западной – Ли, его мать и госпожа Память.
Отец и мать до конца своих дней не смогут повидаться.
Феликс никогда не увидится с матерью, а Ли – с отцом.
Близнецы могут встречаться, но только за пределами дома.
Таков был Договор, нерушимый до скончания века. В этом братья уже убедились на собственном горьком опыте. Однако порой Ли думал о том, нет ли какого‐нибудь другого, пока не опробованного ими способа уничтожить это самое соглашение.
– Ты особо себя не обнадёживай, – предостерёг его Феликс. – Больше всего хлопот нам доставляют пациенты, которые продолжают надеяться, когда уже не стоило бы.
Ли задумчиво слушал его и жевал огурец.
– Надеяться нужно всегда. Так мама говорит, – наконец сказал он.
– Потому что мама живёт с госпожой Память, а та куда добрее. Но даже если бы госпожа Память и разрешила нам встретиться, господин Смерть точно запретил бы. Он своих решений не меняет.
– Как бы мне хотелось, чтобы мы жили в другом городе, – признался Ли. – Поговаривают, что в Чаттануге господин Смерть добрее. Его помощник даже даёт умирающим конфетки, чтобы их путь в загробный мир был слаще.
Феликс усмехнулся:
– Не понимаю, как сладости могут облегчить прощание с жизнью.
Ли заметил, что мистер Харви перестал прибираться на стойке. Он застыл, не сводя глаз с братьев. Феликсу это вряд ли было известно, но Ли знал наверняка, что обыватели вечно подозрительно на тебя косятся, когда говоришь о Смерти и Памяти так, словно они настоящие люди, заключающие самые настоящие договоры.
– Ладно, пойдём, – сказал Ли и положил несколько банкнот на стойку.
– Но тут ведь ещё осталось…
Ли забрал последние два огурца с тарелки, завернул их в носовой платок и спрятал в карман пальто.
– А теперь пойдём, а то все лучшие места у костра займут.
Феликс со вздохом последовал за братом. Ли обернулся только один раз – когда за близнецами захлопнулась стеклянная дверь в кафе. Мистер Харви уже не смотрел им вслед, но Ли поймал новый взгляд – взгляд Эйсы. Тот улыбнулся ему своей жуткой, кривой улыбкой. А потом поднёс два пальца к глазам и указал на Ли, словно говоря: «Я слежу за тобой, малыш».
