Саурон! Чтоб ему было пусто! Я его узнал. Он не мог быть Безымянным Зеркалом. Я бывал в нем сотни раз. Я жил в нем. Я принимал на нем личины. Вустер либо не понял моего вопроса, либо решил избавиться от меня более гуманным способом. Но Бог ему судья. Сейчас я смотрел на Саурон. Он плыл вокруг, не замечая меня – песчинку, снесенную ветром со скального уступа, неотъемлемую часть этих миров, и столь же незначительную.
Аристотель врал! Двигая камни, может быть, и можно перемещать звезды, но он не сказал главного – звездам наплевать, что кто-то пытается это сделать! Они звезды!
Я таращился на Саурон и люто его ненавидел. За его безразличие, за его степенность и неторопливость. Он машина. Виртуальный механизм, который призван лишь исполнять желания тех, кто его создал. Нельзя проникаться неуважением и ненавистью к творениям человеческих рук.
А как же быть с атомной бомбой? Ее тоже создавали чьи-то добрые натруженные руки. А наркотики? Они спасают от страшной боли. Но они же убивают своей сладостью. Вопрос дозировки? Как же тогда дозировать тебя, Саурон? Кто ты? Милость или казнь?
Он, словно услышав призыв, уже потянулся ко мне, вспух одной из стенок, выплюнул длинный змеистый отросток и легко, словно сомневаясь, делать это или нет, коснулся меня. Потянул в нить, сплетая, скручивая, связывая в узел с теми, кто уже был обращен.
Короткий сполох перед глазами, и мозг затопили звуки.
– А я кока-колу люблю…
– Ха! Пойло для лохов! Вот текила – это да! Я ее каждый день пью.
– А как ее пьют, ты знаешь?
Воткнуло мое сознание фразу, даже не позаботившись спросить у меня на то разрешения.
– Ха! Как пьют?! Ну не из горла же… Из стакана, блин…
Бред. Не хочу отвечать. Не могу. Не буду. У каждого свои миры. Пусть в них они пьют текилу стаканами. Большими, гранеными. Пусть закусывают блинами с икрой. Пусть «шаторез» называют бормотухой, если им так нравится. Пусть. У меня свой Путь.
– Бамм… – Сфера завершила круг, и серебро и синь меняются на бесконечно свежее небо, которое постепенно наливается ярким белым светом. Теплым светом, солнечным. Жарким. Нестерпимо жарким светом. В ноги ткнулись обглоданные колесами повозок камни. Я проморгался и прищурившись посмотрел вдаль.
Дорога казалось бесконечной. Вымощенная сто или более лет тому назад, с выбитыми за долгие годы колеями, она тянулась из ниоткуда в никуда. Виляла по склонам, выныривала из осыпей и снова уходила в ущелья.
Солнце палило неимоверно. Во рту сразу стало сухо. Я утерся рваным рукавом хламиды, которую трудно было даже назвать одеждой, и нашарил на поясе кожаную флягу с водой. Тряхнул ее. Литр, не больше. Всего на день пути. Я бережно вытащил пробку, сделал глоток и столь же осторожно вернул флягу на место. Поправил в потрепанных заплечных ножнах привычный самурайский меч. В дороге без оружия нельзя. Либо когти и зубы, либо… либо АКМ, черт побери! Но когда ни того, ни другого, сгодится и хороший клинок, если уметь им пользоваться, разумеется.
Куда идти, было, в общем, все равно. Наверное, вперед. Я встряхнулся и зашагал походным шагом, чуть сворачивая ступни внутрь. Так нагрузка распределяется на стопу равномерно, и поэтому ноги устают меньше. Если еще немного разворачивать корпус при выбросе ноги вперед, то длина шага увеличивается почти на десять сантиметров. Таким образом можно пройти за день до шестидесяти километров, если, конечно, хватит сил… И воды. Вот с водой у меня напряженка. Серпантины, по которым я иду, выше долины, но до точки образования льда еще не меньше двух тысяч метров. Вон она вода. Белыми шапками укутавшая пики. Но попробуй до нее доберись. Пока только то, что есть во фляге. Я коснулся бедра, рефлекторно проверяя ее наличие. Успокоенно кивнул – на месте. Зашагал, приободренный, дальше.
