Дорога крови - страница 2

– Ну, кто ещё желает проявить непокорность? На галерах всегда найдутся места. Кто ещё не считает меня своим хозяином? Может, ты? – Мужчина ткнул хлыстом в грудь одного из рабов.

Несчастный тут же рухнул на колени.

– Нет-нет, что вы! Я ваш покорный раб, хозяин! Я готов служить вам!

Работорговец презрительно оттолкнул его ногой.

– Может, тогда ты не желаешь подчиняться мне? – Хлыст упёрся в живот стоявшей рядом женщины.

– Я ваша послушная рабыня, приказывайте, хозяин. – Она поспешно опустилась на колени.

Мужчина обвёл пленников тяжёлым взглядом, под которым они, один за другим, преклоняли колени, признавая работорговца своим хозяином.

Всё в душе Савьо протестовало против такого унижения, но сама мысль о том, чтобы последовать примеру Айзека и отправиться на галеры, вселяла непреодолимый ужас. Стараясь заглушить голос совести, укоризненно нашёптывающий, что такое поведение недостойно, Савьо медленно опустился на колени.

Слишком медленно, на взгляд работорговца. Хлыст больно обжёг плечи юноши.

– Быстрее, раб! Или ты чем-то недоволен?

– Простите.

– Надо говорить: «Простите, хозяин»! – Работорговец снова хлестанул Савьо.

– Простите, хозяин… – покорно повторил пленник.

Работорговец окинул Савьо пренебрежительным взглядом и отвернулся.

– В трюм их!

И, словно в ответ ему, с недовольно хмурившегося неба упали первые капли. Перепуганные и притихшие рабы, подгоняемые хлыстами не желавших мокнуть под холодным дождём надсмотрщиков, один за другим начали спуск в своё тесное вонючее убежище.

Устроившись в дальнем углу, Савьо обхватил колени руками и принялся мысленно перебирать события минувшего утра, старательно уговаривая собственную совесть, которая отнюдь не считала, что подчинение было единственно разумным решением. Другие пленники тоже были порядком угнетены. Повисшую в трюме тягостную тишину лишь время от времени нарушали несколько сказанных шёпотом фраз. Страх, стыд за унижение на глазах у всех, злость на Айзека, заварившего всю эту кашу, пропитали воздух вокруг. Савьо, в отличие от большинства, не осуждал несчастного пленника за то, что тот не захотел покориться, ведь, в конце концов, его собственное самолюбие и шкура пострадают куда больше. Юноша не сомневался в том, что уже вряд ли когда снова увидит непокорного раба. Савьо, возможно, и хотелось бы быть настолько же смелым, но в его случае осмотрительность неизменно брала верх. Хотя и она не всегда доводила до добра.

Вот, например, всего пару месяцев назад он поступил весьма осмотрительно, решив бросить лекарскую практику, которую слишком многие в его краях почитали за ведовство, и заняться ремеслом переписчика. Всё шло хорошо, пока один влиятельный купец не обвинил Савьо в мошенничестве – якобы тот нарочно изменил сумму в договоре при переписывании. Вскоре новоиспечённый писарь уже оказался в долговой тюрьме, откуда его и выкупил работорговец, намереваясь перепродать втридорога: грамотные рабы были невероятной редкостью и весьма ценились.

Это было хотя бы слабым утешением. Савьо мог надеяться, что его возьмут учителем к детям какого-нибудь богача и ему не придётся выполнять грязную, тяжёлую работу и быть постоянно битым. И уж конечно, ему не грозит участь оказаться на галерах, если только юноша сам не совершит глупость и не выкажет дерзкого неповиновения. А уж этого он постарается избежать всеми силами.