– Ну вот, – Макар довольно потёр руки, – Пиши, а с Громовым я договорюсь…
Через два дня в редакции раздался стук палки и разнёсся зычный голос Громова.
– Где тут главный у вас? Я статью принёс! Пусть печатают!
Вскоре его бас рокотал в кабинете редактора. А через полчаса в кабинете журналистов возник сам взъерошенный главный редактор. В руке он сжимал тетрадные листочки, исписанные крупным почерком. Он посмотрел на уткнувшегося в компьютер Сашу, на отстранённого Макара, и остановил взор на Тамаре, которая смотрела на него со всевозможной приветливостью.
– Вот, Тамара Аркадьевна, перепечатайте, только сгладьте некорректные выражения, а ненормативную лексику уберите вовсе. Глава администрации, конечно, будет недоволен, но мы не имеем права игнорировать глас народа в лице депутата Громова.
И, сунув листочки Тамаре, исчез за дверью. Тамара едва скрывала ликование – текст, который переписал Громов, давно был в её компьютере, оставалось только разбавить его крутыми громовскими выражениями.
– А ты говоришь – «на козе не объедешь», – ухмыльнулся Макар, кивнув Саше, – и не таких объезжали!
Через неделю от китайской делегации в районе не осталось и следа. Глава района быстро понял, что если волна митингов и статей не спадёт, то до отставки недалеко. Притих. А Громов ходил героем.
У деда Василия с бабкой Ульяной пропал поросёнок.
Домишко их – на краю деревни, у самого леса. Выскочил пострел из загородки – и пропал в зарослях, покрытых жидкой майской зеленью.
Дед с бабкой два дня искали, да без толку. Тогда дед удумал: поставил на окно, что выходит на деревенскую улицу, бутылку водки.
Взгромоздился на сельповское крыльцо и объявил очереди, что собралась за дешевым черным хлебом (время было доперестроечное):
– Кто поросёнка поймает – тому приз.
Мужики ринулись в лес. Уже темнело, как ввалились к деду с бабкой три измученных бегом односельчанина. Красные рожи ширились в улыбках, в мешке повизгивал порося.
– На, споймали. Давай приз!!!
Не успел дед мешок развязать, как за спасателями дверь хлопнула.
Вытряхнул полузадушенную животинку на пол – и обомлел.
– Мать, глянь-ка!
Бабка Ульяна ахнула и метнулась к двери, поросёнок с коротким визгом – в другую сторону, под стол. Хорошенький такой поросёнок, худенький, лохматенький, полосатый…
– Кабанёнок… Ну, дают!
…Мужики на сельповском крылечке доканчивали «приз», делились впечатлениями:
– Быстро он в лесу одичал-то, щетинкой оброс… А уж юркий, зараза, кое-как споймали. Верещит, носится кругами, но когда трубы горят… Сами понимаете…
Тётка Маня, толстая, в шлёпках, которые постоянно теряла в траве, выгнала утром корову на пожухлую луговину за село, откуда в восемь утра пастух забирал скот. Дело было осенью, но скот ещё пасли.
Уж подходила к дому, как вдруг увидела столб дыма над избушкой деда Василия. Бросилась бежать, переваливаясь, как утка, вспотев от испуга. Хотела подобрать слетевший шлёпок, да махнула рукой. Застучала в ворота – спят! Втиснулась в калиточку у палисадника, затарабанила в окно – рама затряслась. Дед сунул белую головку к стеклу.
– Горите!!!
Пожар затушили быстро. Угол дома только-только занялся, но пришлось разворошить по всей ограде завалинку.
– Удумал! – причитала бабка Ульяна, жена Василия, – Завалинки-то опилками засыпаны, а энтот… – она подбирала словечко покрепче, – Вчерась печку затопил, золу выгреб, и, с угольками, вывалил в завалинку… Вот скажи, ум у старого есть? Всю жись так – сначала сделат – потом подумат…
