давай, давай, не бойся, вся ответственность на мне, я здоров, я доверяю тебе, я знаю, что делаю, не бойся, я сделаю всё, как надо, я хочу, умираю, как хочу тебя, ты такая красивая, у тебя такие глаза, такие губы, я хочу целовать тебя, хочу любить тебя, хочу трогать тебя здесь, ты такая влажная, просто позволь мне, я обещаю, я сделаю тебе хорошо, я всё сделаю для тебя, раздвинь ноги и позволь мне
Слова цепляются друг за друга, становятся единым целым, но не убеждают меня. Я отталкиваю его руку, сажусь прямо, поджав под себя ноги.
– Мне пора домой.
– Нет, Франка, не делай со мной такого… – Можно подумать, что трёхлетка клянчит мороженое. – Посмотри, что ты сделала; потрогай здесь.
Он тянет мою вялую руку, кладет ее на свой член, рвущийся сквозь джинсы. Я не отдергиваю ее, пусть лежит.
– Видишь? Всё из-за тебя. Не жалко его? Завтра будет болеть так, что я штаны не смогу застегнуть.
Я стараюсь не засмеяться в голос, кусаю и без того опухшие губы.
– И чего ты хочешь? Чего он хочет?
– Возьми в рот.
– Отлично придумал. Ты кончишь, а я что? Благодарим за участие в кастинге, ждем вас в следующем сезоне?
– Хочешь, чтобы я тебя вылизал?
– Не надо жертв. Могу подрочить тебе, если хочешь.
– Блядь, хоть так.
Он расстегивает джинсы, я запускаю туда руку и, как кролика из шляпы, достаю его член.
– Сожми сильнее, – говорит Стомпер. – Не бойся, не сломаешь.
Я стараюсь, но пальцы у меня тонкие и слабые, выходит недостаточно сильно, рука движется неумело. Я боюсь прищемить его кожу кольцами, но если остановлюсь и сниму их, собью настрой. Стомпер стонет «блядь, хорошо, хорошо, еще, сильнее» – и через несколько минут сквозь мои пальцы на песок течет сперма. Я думаю обо всём, что становится мертвым и бесплодным, уходит в землю, но не питает ее.
Платка у Стомпера, конечно, тоже нет. Я протягиваю ему влажную салфетку, он вытирается, застегивает молнию и откидывается на плед.
– Полежи со мной минутку и поедем по домам.
Я ложусь, кладу голову ему на плечо.
– Ты, правда, в школе хотел меня трахнуть?
– Хотел. Ты сидела передо мной и накручивала волосы на палец, как сейчас. Только волосы у тебя были короче.
– И ты представлял, как трахаешь меня?
– Да.
– Ты никогда не говорил со мной.
– Не знал, как к тебе подступиться.
– А сейчас знаешь?
– И сейчас не знаю. Ты не изменилась, я же говорил. Вокруг тебя колючая проволока под напряжением, а рядом табличка «Не влезай – убьет».
– А где-то глубоко внутри, в тридцать первом бараке, доктор Менгеле проводит медицинские эксперименты. Не говори глупостей. Ты меня не знаешь. По-твоему, если мы ходили в одну школу десять лет назад, ты можешь делать обо мне какие-то выводы?
– Да я не делал никаких выводов. Ты права, я тебя совсем не знаю.
Я жутко разозлилась. С детства слышу: «у тебя такой характер», «будь милой». Я не милая, но и на концлагерь с вышками по углам нисколько не похожа. Выпрямляюсь, Стомпер поднимается вслед за мной.
– Поехали?
Время позднее, и машин на дороге совсем мало. Я встаю на обочине, вытягиваю руку; Стомпер ждет поодаль. Останавливается старый, еще довоенный наверное, фиат. Дед-водила вздрагивает, когда из темноты появляется бритый тип в кожанке и садится ко мне на заднее сидение, но увидев, что тип интересуется только мной, успокаивается. До улицы Освободителей ехать минут пятнадцать, но мы тащимся с черепашьей скоростью, пропуская все машины, гудящие нам в зад. Стомпер говорит мне вполголоса:
