Дорога прощения - страница 2

Игорь приоткрыл один воспаленный глаз, щурясь от яркого света и стыда. Вид матери, ее согбенная фигура, дрожащие руки, сжимающие тряпку – все это ударило сильнее любого похмелья. Он попытался отмахнуться, в голосе прозвучала привычная попытка бравады и самооправдания, но получилось сипло и фальшиво:

– Ну что ты, мам… – он кашлянул, пытаясь прочистить пересохшее горло. – Мы тебя любим, честно-пречестно. Просто… она сама ищет повод. Ну поругаться со мной. Вечно лезет не в свое дело, провоцирует… – Он отвернулся к стене, не в силах выдержать ее усталый, обвиняющий взгляд. Даже ему его слова показались жалкими.

– Повод? – Марина резко выпрямилась, и в ее глазах вспыхнул недолгий, но яростный огонек отчаяния и гнева. – *Она* ищет повод?! Ты что, совсем совесть потерял? Она *плакала*, Игорь! Рыдала! Что ты ей такого наговорил? Что *сделал*? – Она наклонилась к нему, ее тень накрыла его с головой. – Хватит! Хватит лгать и увиливать! Я не могу больше этого слушать! Не могу!

Игорь замер под ее взглядом. В комнате повисла тягостная, давящая тишина, нарушаемая лишь беззаботными криками детей за окном – жестокий контраст их миру. Марина выпрямилась, приняв решение. Голос ее стал низким, твердым, как гранит, без тени колебаний:

– Сегодня же соберетесь. И поедите. К бабушке. В деревню. На неделю. Как минимум. – Она четко, по слогам, выговаривала слова, словно вынося приговор. – Она уже заждалась. Звонила вчера… Говорит, соскучилась по внукам, хочет повидаться. Да и вам… – она тяжело вздохнула, глядя куда-то поверх головы Игоря, – вам обоим надо… воздух сменить. Алине спокойнее готовиться к экзаменам за городом будет. Без этих… – она запнулась, подбирая слово, – …без этих городских соблазнов и твоих вечерних вылазок.

– Мам! Ну пожалуйста! – Игорь резко приподнялся на локте, мир поплыл перед глазами, но он инстинктивно схватил мать за рукав ее потертой хлопковой кофты. – Ну не надо! Мы там… – он лихорадочно искал аргументы, – …мы там просто поубиваем друг друга! Честное слово! Бабушке нервы потреплем! Она старая уже! Давай лучше… я тут буду паинькой. Мы постараемся. Хотя бы неделю не ругаться! – Он смотрел на нее умоляюще, пытаясь разглядеть хоть искру сомнения. Мысль о неделе взаперти в деревенском доме с Алиной, кипящей от ненависти после вчерашнего унижения, казалась адом.

Марина медленно, но с непререкаемой твердостью высвободила рукав из его пальцев. В ее глазах не было ни гнева, ни жалости – только бесконечная усталость и непоколебимая решимость.

– Нет, Игорь. Хватит пустых обещаний, которые тают к вечеру. – Ее голос был тихим, но ледяным, как вода из колодца. – Сегодня. Вещи соберешь. После обеда отвезешь Алину. И сам останешься. Точка. – Она повернулась к двери. – Завтрак на столе. Алина не выходила еще из комнаты. – И, не оборачиваясь, вышла, тихо прикрыв дверь. Звук щелчка замкнувшегося замка прозвучал как последний удар молотка судьи.

Игорь остался сидеть на кровати, обхватив голову руками. Детский смех за окном теперь казался злой насмешкой. Солнечные лучи, падающие на бардак в комнате, высвечивали его собственное ничтожество. Похмелье, гложущее чувство вины перед матерью, ярость на Алину и теперь еще этот приговор – **летняя ссылка**. Весь мир сжался до размеров его душной комнаты и давящего ощущения полного, беспросветного провала. Он сглотнул горькую слюну. "Ненавидит". Алина кричала, что ненавидит. И мать… мать смотрела на него так, будто видела не сына, а источник постоянной боли и разочарования.