Дорога прощения - страница 4

– Ладно, ладно, – заговорил он быстрее, пытаясь вернуть себе иллюзию контроля, но голос срывался. – Раз не твое дело, то и не лезь. Я к тому, что… – он сделал паузу, собираясь с мыслями. – Собирай свои вещи. Мама приказала. Отвезу тебя к бабушке. – Он снова попытался вложить в слова превосходство, снисходительность. – Хоть некоторое время отдохну от твоих истерик. Воздухом свежим подышу.

Алина снова подняла на него глаза. На этот раз в них мелькнуло что-то – не гнев, не обида. Глубокое, бездонное презрение. И все. Она пожала одним плечом в легком, абсолютно безразличном жесте. Голос ее был ровным, монотонным, как чтение объявления:

– Отдыхай сколько влезет. Что тебе мешает-то тебе.

Она отпила еще кофе, поставила кружку и снова уставилась в окно, в солнечное утро, которое для нее, казалось, тоже потеряло краски. Ее полное равнодушие, ее спокойное принятие его слов, ее *нежелание* даже спорить – это было невыносимо. Это лишало его последней точки опоры в этом конфликте. Он не мог победить того, кто даже не выходил на бой.

Игорь вскочил со стула так резко, что тот грохнулся на пол. Грохот эхом прокатился по кухне. Его лицо исказила злоба, смешанная с бессилием.

– Ага! Сиди тут! – выкрикнул он, уже не зная, что сказать, просто выплескивая клокочущее внутри. Он хлопнул ладонью по столу так, что кружка Алины подпрыгнула, и кофе расплескалось по пластику. – Сиди тут со своим кофе и… молчи! Как рыба! Я пошел собираться! Чтоб к отъезду была готова! Поняла?!

Он развернулся и тяжело зашагал вон из кухни, не оглядываясь. Его шаги гулко отдавались в коридоре, пока он не скрылся в своей комнате, громко хлопнув дверью.

Алина осталась сидеть одна. Она не стала вытирать пролитый кофе. Она просто смотрела на темную лужицу, медленно растекающуюся по столу. Потом ее взгляд медленно поднялся в сторону коридора, туда, где скрылся Игорь. И в ее глазах, таких пустых минуту назад, вспыхнуло то самое презрение, холодное и острое, как лезвие. Оно длилось мгновение, а затем погасло, снова уступив место тяжелой, уставшей пустоте. Она взяла кружку, допила оставшийся холодный кофе и встала. Предстояло собираться в деревню. В ссылку. Своим палачом в ржавой машине. Тишина снова сомкнулась над кухней, но теперь она была пронизана незримыми нитями ненависти и ожиданием долгой, невыносимой дороги.

**Глава 3: Дорога в Тишину: Взгляд со Двора**

Ржавый «Жигуленок» фыркнул черным дымом, содрогнулся и тронулся с места, медленно выползая из тесного двора их хрущевки. Игорь резко переключил передачу, стараясь не смотреть в боковое зеркало. Но он знал. Он **чувствовал** этот взгляд на своей спине.

**Марина** стояла на балконе их третьего этажа. Небольшая, ссутулившаяся фигурка в простом домашнем платье. Она не махала рукой, не кричала напутствий. Она просто стояла, прижав ладони к перилам, и смотрела. Смотрела вслед уезжающей машине, увозящей ее двоих детей – два сгустка взаимной ненависти и боли – в неизвестность. Ее лицо, обычно такое усталое, сейчас было искажено немой тревогой. Глаза, широко открытые, словно пытались впитать последние очертания машины, удержать их хоть на мгновение. В них читалось столько – и бессилие, и отчаянная надежда, что бабушка, этот последний оплот их детства, сможет что-то исправить, и глубокая, гложущая вина за то, что она, мать, не справилась сама. Она проводила их взглядом до самого поворота за угол дома, пока машина не скрылась из виду. И даже потом, наверное, еще долго стояла там, глядя в пустоту, где только что был старый «Жигуль», увозящий ее мир.